Дорогие поклонники Макса Фрая! Добро пожаловать в нашу обитель Ветров и Закатов. Там будет собрано и уже собирается всё, что касается хохенгрона: стихи, музыка, картинки. Будем рады если вы зайдёте и поделитесь с нами своим или чужим творчеством на этом замечательном языке!!!
Странник с глазами цвета зимнего неба и душой, насквозь пропахшей дорожной пылью. Той, что он сам придумал и создал из порванных струн. Той, на которой играет каждый пролетающий мимо ветер.
Бродяга заблудился в Лабиринтах...а потом начитался Хроник теперь не совсем вменяем.
Шурф, Макс. Задел на Шурфомакс. пре-слеш, наверное. + ООС, скорее всего
Хочется...Хочется…хочется еще раз увидеть, как изгибаются эти тонкие надменные губы. В кровавой усмешке Безумного Рыбника, или непривычно открытой улыбке Шурфа с Темной стороны, не важно. Невыносимо хочется пройти по острию ножа, заглянуть за маску безупречного Лонли-Локли. Вглядеться в спокойные серые глаза и увидеть полыхающее в их глубине пламя и едва сдерживаемый голод. Рядом с ним мне спокойно, он – скала, встретившись с которой утихает даже самый лихой ветер. Но время способно изменить любую скалу.
Шурф никогда не курит трубку, предпочитая местному табаку мои сигареты…вытаскивая их из моих пальцев. И каждый раз невыносимо хочется чуть продлить это почти случайное прикосновение. У него удивительные руки: широкие сильные кисти, длинные пальцы. Шурф – воплощение зимы, но руки у него невероятно теплые, и мягкие. Когда эти мягкие теплые ладони ложатся мне на плечи, я почти не вздрагиваю, когда длинные сильные пальцы начинают разминать затекшие мышцы, мне почти удается сдержать счастливую улыбку.
- Твое дежурство закончилось, Макс, - говорит он отстраняясь - Шеф велел его дождаться. Составишь компанию? – спрашиваю я, заранее зная ответ. Шурф любит чай и книги из моего мира, я – кофе и наблюдать за читающим Шурфом. Его глаза – одни для всех трех его лиц – ярче всего горят от жажды знаний, поэтому книги – самый простой способ заглянуть под любую маску.
Его сигарета догорает да самого фильтра, слегка обжигая сжимающие ее пальцы – с безупречным сэром Лонли-Локли такого случиться не может, а вот с Шурфом – вполне. Я вижу улыбку, притаившуюся в самых уголках губ и улыбаюсь в ответ. Рядом со мной его маска порой дает трещины, а значит, рано или поздно, так или иначе, но однажды я заставлю этого невероятного парня по настоящему улыбаться не только на Темной Стороне.
Название: Шура Локальный Автор: Lockbi Описание: пародия на историю сэра Шурфа Лонли-Локли из книги"Ворона на Мосту". Персонажи: почти оригинальный молодой человек. Рейтинг: G. Жанр: производственный роман, почти социалистический почти реализм Статус: закончен. Дисклаймер: из моего только бред. Размещение: я буду польщена.
читать дальшеШура Локальный служил младшим научным сотрудником НИИ Рыбной промышленности Союзной Республики. Странную фамилию Шурка получил от деда-военного, который сменил родовое прозвище Лонищев, отдававшее, как тогда говорили «барщиной», вместе с семейной профессией. Отец Шуры получил высшее образование и до ранней своей смерти проработал гидрологом в институте изучения карстовых озёр. Мама Шуркина тоже была из науки, изучала ботанику, но он её совсем не помнил. Родители поженились весной сорок первого, а уже через два месяца отца отправили на фронт. Мать войну застала в колхозе во время полевой практики. Чтобы не попасть к фашистам – а по слухам и старым фотографиям, Леся Локальная была самой красиво на своём курсе, - девушка выжгла волосы на голове и ножом изуродовала лицо... После Победы семья Локальных воссоединилась. Муж Лесю не бросил, что не мешало ему заводить любовниц, думая, что она будет благодарна ему и не сможет упрекать в изменах. Но несмотря ни на что, Шура всё-таки появился у Локальных. Влиятельная семья генерала Локального добилась развода и отправили Лесю куда-то в сторону Дальнего Востока, изучать папоротники. Так Шурка и рос, не помня матери, и почти не видя отца, дед еженедельно оплачивал приходящих нянек. Пошёл учиться он, конечно, в лучший университет. Отец настаивал на гидрологии, но Шура неожиданно извернулся и поступил на биофак. Изучать, правда, взялся растительный и животный мир водоёмов. Когда Шурке исполнилось двадцать три, и он уже учился в аспирантуре, отец погиб по нелепой случайности во время командировки на строящуюся ГРЭС – дед-генерал к тому времени отошёл в мир иной, а вместе с ним и все льготы и содержание, новому старшему из Локальных пришлось озаботится зарабатыванием денег. Шура остался один. Конечно, ему перепало некоторое наследство, так что он смог спокойно дописать кандидатскую. Но затем встал выбор, что делать дальше: пойти на службу в какую-нибудь лабораторию или продолжить занятия чистой наукой и писать докторскую. Локальный выбрал второй вариант. Шура часто стал думать, переворачивается ли дед, ярый сторонник Советской власти, в своём обитом бархатом гробу, от того, что его внук выбрал своей темой генетику, буржуазную науку. Но сам Шура был доволен. То, что за ним постоянно следил служащий КГБ, означало лишь, что больше за ним никто не следил. И поэтому ему спокойно было позволено заниматься всем, чем угодно, в том числе – классово чуждой наукой.
* * * У Шуры Локального была и своя цель в жизни: КТР. Кафедра тропических рыбок. Полдюжины лет он прослужил под началом ректора института, занимаясь выводом новой породы осетров, более крупных и более икроносных. Это, конечно, было почётной работой, уважаемой. Но тропические рыбки были мечтой. Служба на этой кафедре автоматически сделала бы его старшим научным сотрудником и к тому же появлялась возможность поехать в командировку туда, где тропические рыбки водились не в аквариумах. А ещё тропических рыбок можно было продавать из-под полы. Механизм Шурочка разработал (и даже пару раз апробировал) на осетрах. Небольшая смена генетического кода рыбок – и в следующем поколении рождается на три-пять мальков больше. Не слишком много в масштабах осетра, но в масштабах редких золотистых сомиков, рыб-бабочек или рыб-кардиналов даже один неучтённый малёк – возможность разнообразить советский рацион отнюдь не советскими продуктами... Тропических рыбок любили все: секретари обкомов и горкомов, профсоюзные работники, директора... Все. И Шура был уверен, что сможет убедить всех этих людей, что любит рыбок так же сильно. Избавиться от двух из трёх сотрудников кафедры было проще простого. Первому предложил взятку, а затем обвинил в вымогательстве. На второго написал анонимную докладную, в которой было сказано, что некий старший научный сотрудник не пренебрегает употреблять в пищу некоторых своих подопытных... Странно, но нелепое обвинение сработало. С заведующей кафедрой особых проблем не было. Старой ведьме оставалось несколько лет до пенсии, и она была рада спихнуть на «молодого идиота» всю бумажную и грязную работу. Тем более, что однажды она нашла в своём рабочем столе весьма милую коробочку шоколадных конфет, да не птичьего молока, а трюфелей. План был хорош. По вечерам Шура оставался в лаборатории в одиночестве, мыл полы, проверял воду. А потом садился напротив аквариумов и смотрел. Рыбки его успокаивали. В этой воде, заключённой в стекло, была заключена и огромная сила.
Ну, откровенно говоря, они пришли ко мне на русском, эти странные строчки.
Ходит-бродит Безумный Рыбник Себя по крупицам иногда возвращая. Там исчезнет, тут появится. Кого-то убьёт, а кто-то останется. Но опасения к нему подкрадываются. Неужели не страшен, не грозен он, Такой замечательный и могущественный? Значит, нам необходимо оружие. Грозное и, лучше всего, безотказное. Перчатки Смерти? Они - идеальны. Значит, в хранилище Ледяной Руки повадимся. Аццаха убьём, Юггари руку отгрызём, То есть в конечном счёте убьём. И спать немедленно завалимся.
Деанон состоялся, наконец, и команда МФ-2012, отдохнувшая и посвежевшая, пришла благодарить драгоценных читателей Спасибо всем за поддержку В деаноне для читателей есть маленький подарок
Все без остатка к тебе возвратится - все, что сидит у тебя в голове.
посвящается Вершителям)
Всякая жизнь рождается на Границе - Между любовью и смертью, светом и тьмой. Любая душа крылата, как будто птица, Но ей предстоит учиться летать самой.
Ты был рожден за гранью. Какой - не известно. Может быть, даже за всеми, что есть на свете. Души такие в полете слагают песни, Души такие крыльями ловят ветер.
Ветер другой стороны, той или этой…. Так ли уж важно. Важнее - не с сбиться с курса.
Ветры вплетаются в ритм твоего пульса. Ждет твоя дверь. Она непременно – в лето.
Острая фаза психоза закончилась, теперь начались осложнения Рейтинг: G, куда уж мне. Жанр: если вам меньше 700 лет и вы все еще видите разницу между оттенками слова "любовь", то можете считать это слэшем, ну а так вообще джен. Персонажи: Макс, Махи, Триша, Джуффин.
читать дальше…Рассказ окончен, и Франк убирает свои песочные часы, Триша, спохватившись, начинает собирать со стола посуду, а Макс и сегодняшний гость устраиваются в саду, за невысоким столиком в беседке. Обычно беседку из окна прекрасно видно, но сегодня вечерний туман особенно густой – стелется по саду белыми щупальцами, поднимается ленивыми клубами, и нахально прячет силуэты гостей от любопытных глаз Триши – только и видно, что золотистый свет фонаря да огромные тени слетевшихся к нему ночных мотыльков. А вот голоса почему-то слышны отчетливо, будто Макс и его старинный знакомец по-прежнему сидят в кофейне, и Триша замирает, укрывшись за стойкой, задерживает дыхание – вдруг спугнет это странное чудо? Подслушивать, говорят, нехорошо, но бывшая кошка твердо уверена – это суеверие только на людей и распространяется. Не умеют они хранить чужие тайны, ну а кошкам это по праву рождения положено, так уж все устроено, и менять это замечательное положение дел – дураков нет. А разговор в саду и вправду происходит интересный – с другой стороны, сегодняшний гость неинтересные разговоры вести просто не способен, уж в этом-то Триша уверена. - Ну и историю вы нам рассказали, Махи, - говорит Макс, и чудится Трише в его голосе легкая укоризна, хотя, казалось бы, за что укорять? История была чудесная… - Я, конечно, подозревал, что в Кеттари в Эпоху Орденов было весело, но чтоб настолько… - Ну только не говори, что ничего подобного не ожидал, ни за что не поверю, - лукаво отвечает гость, и Триша тут же представляет, как он ухмыляется в рыжие свои усы. – И что шеф твой далеко не всегда строил из себя ходячее совершенство, ты наверняка и без меня был в курсе. - Да уж, - усмехается Макс. – Я вот вас слушал и думал – а что, если пригласить сюда Джуффина, да и устроить вам «очную ставку», а? Знаю, что вам нельзя больше видеться, но здесь-то другое дело, тут пока еще многое можно, пока граница несбывшегося пролегает за оградой этого сада – ну, по крайней мере, так Франк говорит, а ему я почему-то верю безоговорочно… - Не стоит, - спокойно отвечает Махи. – И не потому, что нам «нельзя» - здесь и вправду можно, а толку-то? Нам, если честно, и говорить-то не о чем. Я все равно в курсе его дел, а ему мои дела пока не по зубам… Тут ведь какое дело – разорвать связь с учеником не так уж сложно, и на каком-то этапе совершенно необходимо. Сложнее не поддаться искушению вмешиваться в его жизнь, когда есть такая возможность. Я, как ты знаешь, уже ни во что не вмешиваюсь – просто права не имею, а то ведь могу и разнести ненароком парочку чересчур хрупких реальностей… А ведь хочется иногда. Как посмотрю, что творит до сих пор этот сумасшедший кеттариец – волосы дыбом становятся, уже подумываю, не сбрить ли их совсем, твоему шефу под стать… - Что, например? – с интересом переспрашивает Макс. - Да вот посмотреть хоть на тебя – черт знает что такое у него получилось, - неожиданно ехидно отвечает гость, и через пару мгновений оба собеседника от души хохочут. - Вот уж, что правда, то правда, - отсмеявшись, подтверждает Макс. – А вот, кстати, хотел у вас спросить… получается, нам с Джуффином тоже однажды придется этот ритуал проводить? Ну, разорвать связь, вы же сами говорили… все-таки, я его ученик, хоть и не самый прилежный. - Ну, положим, связь вы уже разорвали однажды, - голос Махи становится серьезней. – Когда расставались в Тихом Городе – помнишь ведь? Только можно подумать, это что-то решило. Ты ведь не просто его ученик, ты – его создание, и этого никакими ритуалами не изменить. Впрочем, это как еще посмотреть на причинно-следственные связи, вполне может оказаться, что сначала ты его создал, а потом он тебя, по крайней мере, я б не удивился – очень уж это в вашем духе! Так что не делай такие грустные глаза – никуда твой Джуффин от тебя не денется. - Вот спасибо, отличная новость! – смеется Макс. – И почему вы ее мне сообщаете с таким мрачным видом, хотел бы я знать? - Да потому, - веско говорит Махи, - что ненаглядный твой шеф сам загнал себя в безвыходную ловушку. Слова его будто тяжелыми камнями опускаются на дно окутавшего беседку туманного моря. - Ловушку? Где? Какую? – сбивчиво спрашивает Макс. Триша его не видит, сколько ни всматривается в туман – бесполезно, но отлично представляет, как он сейчас напрягся, подался вперед, впился пальцами в деревянную столешницу, так, что аж костяшки побелели – знает она эту его манеру. - Да нигде, - досадливо отмахивается бывший – и ныне бессменный – кеттарийский шериф. – Ты, небось подумал, что я говорю про какое-нибудь место вроде этого вашего Тихого Города? Можешь расслабиться, сэр Макс, сидит твой шеф сейчас в Ехо, в своем любимом кресле, и вешает отборную лапшу на уши юной леди Шиморе Тек, если помнишь такую… Не о том речь. - Айсу все-таки взяли в Тайный Сыск? – по голосу Макса слышно, что он сейчас невольно улыбается. – Впрочем, о чем я… Махи, вы же знаете, до меня все доходит туго, и не с первого раза, и не в той интерпретации… Объясните по-человечески, что за ловушка? - Ловушка, созданная его собственными руками, - загадочно отвечает Махи, и умолкает ненадолго – судя по звукам, раскуривает трубку. От его огнива отскакивают разноцветные искры – целый ворох, их даже сквозь туман видно. - Видишь ли, - неторопливо начинает он, закурив наконец, - Джуффин с детства привык сражаться за место под солнцем, вечно что-то всем доказывать, взваливать на себя ответственность – как правило, больше, чем он способен вынести… Со временем, конечно, я его от этих игр отучил, как и от многих других. Но в историю со спасением Мира он все равно вляпался, причем, заметь, без какой-либо инициативы с моей стороны. Сам заговорил о сменщике для Менина, сам вызвался… Это, впрочем, отношения к делу почти не имеет. Удивительно, какие глупые мелочи иногда к этому грешному делу отношение имеют… Например, тот факт, что отец Джуффина сбежал еще до его рождения и больше в Кеттари не показывался. Ну подумаешь, эка невидаль, обрюхатил беспутный охотник на лис честную крестьянку, да и пошел своей дорогой! А вот поди ж ты… Уж не знаю, что творилось в голове у этой несчастной, только сына она воспитывала, мягко говоря, так себе. В общем, парень вырос в твердой уверенности, что отец его бросил, потому что он был для него недостаточно хорош. Знаю, звучит идиотски, но вот как-то так примерно он и думал, сам того не осознавая. И неосознанно же стремился все время доказывать обратное. Из таких вот брошенных мальчишек и вырастают спасители мира – или разрушители, это уж как карта ляжет… Да магистры с ним, с Миром! Спасли же вы его, в конце концов… Только вот какая штука – создавая тебя, Джуффин еще был непростительно далек от совершенства. Он и сейчас далек, и не смотри на меня так удивленно! Был бы он совершенством, сидели бы мы с ним вдвоем на окраине Кеттари да кофе попивали… впрочем, нет, со мной он и тогда сидеть не захотел бы, знаю я его… В общем, создавая тебя, Джуффин совершенно некстати вспомнил, каково это – когда никто тебя не любит, и собственному отцу на тебя плевать, и мальчишки на улице ублюдком дразнят, и прочее, прочее… Сам-то он, понятное дело, от воспоминаний о тяжелом детстве давно не страдает, но помнить – помнит.. Вот и создал, сам себе наперекор, такое диво дивное, которое все любят… А ты сам не замечал разве, сэр Макс, что ты, как тот грешной червонец, нравишься всем? Мятежным магистрам и их дочкам, ветрам иных миров, зачарованным городам, буривухам, и прочим неведомым тварям… Думаю, Джуффин не поленился в свое время прочесть тебе длинную лекцию о том, как в погоне за любовью к себе мы упускаем настоящие чудеса. И все это верно, только об одном он забыл упомянуть – как желание быть любимым, не найдя себе выхода, так и сидит занозой в сердце даже самого могущественного колдуна. Махи умолкает, глубоко затянувшись, и, похоже, продолжать не собирается, но Макс, разумеется, не позволит ему спокойно докурить. - Махи, я ничего не понял, - жалобно сообщает он собеседнику. – Вы говорили про какую-то ловушку, потом про любовь… и при чем здесь я? - Ох, и тяжело же с тобой, - вздыхает за стеной тумана невидимый Махи. Триша тихо хихикает, и тут же зажимает рот ладошкой. Она-то уже все поняла, даром что кошка. А с Максом действительно непросто, зато – ой как интересно! И весело временами… - Наверное, Джуффин не раз говорил тебе, да ты и сам убеждался, что ему, по большому счету, на все пофигу, - досадливо поясняет тем временем старый шериф. – Так вот, тут он слегка кривил душой. Ему не пофигу, разумеется, на загадки Вселенной. На собственное развитие – ну, это как раз ладно бы. Но тут еще эта грешная стабильность мира – дался ему этот Мир! Давно бы сбежал в Хумгат да отправился путешествовать, так нет, сидит, охраняет Сердце Мира, ненаглядную свою столицу, на которую ему тоже почему-то очень даже не наплевать… И еще ты. К твоей судьбе, Макс, он далеко не равнодушен, что бы он по этому поводу не плел. - Надо же, - теперь у Макс удивленный голос, словно он только что совершил великое открытие. – А я-то думал, что Джуффин уже достиг этого вашего совершенства… Ничто его не волнует, ничто из равновесия не выведет – слишком он для этого опытный и мудрый. - Ага, слышал бы ты, что он творил, когда вернулся из Тихого Города, сильно усомнился бы в его мудрости, - ворчливо отзывается Махи. – Хотя откуда тебе знать? Сотофу ты в гости пока пригласить не додумался, а при сотрудниках он, понятное дело, не раскисал, держал лицо. Ну а мне Сотофа присылала зов пару раз, советовалась, что с ним делать… Впрочем, ладно, справился же он, в конце концов. Пьяным над Хуроном не летал – и то спасибо… - А что, и такое случалось когда-то? – хихикает Макс, и тут же становится серьезным. – Так что было-то? - Скучал он по тебе, вот что, - коротко отвечает Махи, и беседку ненадолго окутывает тишина. - Вы будете смеяться, Махи, но я такой дурак, - вздыхает наконец Макс. – Я ведь и правда думал, что он даже сюда не придет… ну, ладно, один раз – придет, ему же страшно интересно, во что я превратился теперь… Но, честно говоря, я пребывал в твердой уверенности, что я Джуффину больше не нужен. Миссию я свою выполнил, о чем еще говорить… - Конечно, не нужен, - подтверждает Махи. - И он, поверь мне, очень рад этому факту. Потому что наконец-то он может тебя просто любить. Триша каким-то шестым чувством ощущает, как Макс замирает, кусает губу, смотрит на собеседника настороженно и недоверчиво. Сиреневые сумерки сгущаются понемногу, вплетаются в косы тумана темными лентами, гонят в окно душный аромат цветов, приглушают звуки. Кажется, уже никто не нарушит тишину, но Макс наконец заговаривает вновь. - Любить? Меня?.. - Ох, дырку над тобой в небе, ну не меня же, - ворчит Махи. – Ну что ты покраснел, будто я тебе скабрезности какие рассказываю? У слова «любовь», знаешь ли, много значений и оттенков. И когда проживешь под тысячу лет, перестаешь их различать. Вот уж на это Джуффину точно пофиг, можешь мне поверить. Любовь есть любовь, к сыну ли, к другу, к ученику, к женщине, мужчине… И да, не нужен ты ему, как инструмент по спасению мира – больше не нужен, и это, поверь, к лучшему. Думаешь, легко ему было тебя воспитывать, учить всем этим чудесам, и знать, каждую секунду помнить, какая судьба тебе уготована? Восхищаться своим творением, удивляться твоим талантам, заново открывать себя – в тебе, те стороны, что, казалось бы, давно погребены под ворохом удобных масок… врать напропалую, очаровывать, затягивать в паутину чудес, обещать счастливое будущее, и при этом помнить, все время помнить… ну что там такое, Макс? - Да ерунда, мошка какая-то в глаз залетела, - преувеличенно бодро отвечает Макс. – Сейчас я ее… Так что вы говорили?.. - Я говорил о том, что невозможно создать такое чудо, как ты, без любви, - безмятежно продолжает Махи. – И о том, что Джуффин своими руками создал себе ловушку – тебя. Не учел он, создавая существо, которое невозможно не любить, что сам станет первой жертвой этого «невозможно»… И отступить от плана, пойти наперекор судьбе – тоже невозможно… ну, как выяснилось, почти невозможно. Но ведь он этого не знал. Знаешь, почему, когда тебя чуть не заграбастала Черхавла, твой шеф не рвался тебя спасать? Он ведь всерьез рассматривал вариант, что ты сбежишь в Мир Бликов, и признавал за тобой право на этот шанс – шанс получить свободу от его планов, от собственной судьбы… - Триша! – голос Франка, как гром с ясного неба. – Ты чего там застряла? Яблоки в погреб отнесла уже? Триша спохватывается – забыла совсем, а ведь этим яблокам никак нельзя подолгу оставаться в тепле, они и вкус потеряют, и светиться перестанут, скорее их в погреб! Когда она возвращается, Макс обнаруживается в кофейне – копается в стопке открыток на полке за стойкой, улыбается виновато, но решительно – удивительное сочетание, у кого другого на лице увидела б – не поверила бы ни за что, ну да это же Макс, у него и не такое получится. - А гость уже ушел? – спрашивает Триша. Макс кивает рассеянно. - Ушел, дела у него… Но ты не переживай – завтра у нас еще гость будет. Всего один, но тебя обрадует, думаю! - Джуффину открытку пошлешь? – уточняет Триша и тут же немного смущается от собственной смелости. А с другой стороны, кому же еще? - Ага, - обезоруживающе улыбается Макс. – И как ты догадалась? Впрочем, ты у нас умница, это я дурак, вечно мне очевидные вещи приходится на пальцах растолковывать, сколько раз мне говорили – живу, как во сне, перед самым носом ничего не замечаю… Но ничего, теперь-то я умнее буду, надеюсь, исправляться еще не поздно. Триша пропускает мимо ушей его тираду – если Максу так уж хочется себя ругать, пускай. Никто другой ведь все равно на такое не решится. Вот сэр Джуффин разве что. - Что ты ищешь там, может, помочь? А Макс действительно как будто что-то ищет в стопке, разложил открытки на стойке веером, перебирает, рассматривает. - Тут была одна такая, с лисичками, - поясняет он. Триша вытаскивает наугад одну – на ней действительно ушастый смешной зверек, похожий на лису. - Вот эта? - Не-а, - Макс мотает головой, отросшие волосы падают на уши растрепанной копной. – Там двое было лисят нарисовано. Непременно надо, чтобы двое, понимаешь? Триша понимает. Чего уж тут не понять-то. Они перебирают стопку вместе, и через минуту Макс торжественно выуживает нужную открытку, одним прыжком усаживается за стол и начинает грызть карандаш, думая над посланием. - А вы с Джуффином гулять пойдете или тут посидите? – Трише очень не хочется отвлекать Макса от раздумий, но такой важный вопрос сразу надо прояснить. Потому что, если гости останутся на ужин, а не отправятся бродить в тумане всю ночь напролет – а с них станется, знает она их… то непременно надо приготовить яблочный пирог. Джуффину понравится, он и в прошлый раз ее пирог хвалил. - А я не знаю, - пожимает плечами Макс. – Ничего не знаю… нет, в одном я все-таки уверен. Когда Джуффин придет, я его обниму крепко-крепко, и не отпущу, наверное, целую вечность… И скажу ему, что я идиот, каких еще поискать, а он, небось, засмеется и скажет: «Тоже мне новость…» - Тогда я все-таки сделаю пирог, - решает Триша. Следующий день пролетает незаметно, и когда Триша, внезапно спохватившись, смотрит в окно – а не вечереет ли? – там уже начинает свой танец привычный вечерний туман. Она выходит в сад, собирает в джезву вечернюю росу – сваренный на ней кофе чудо как хорош, главное, не перепутать ее со слезами бабочек! И замечает вдруг, что в дальнем конце тропинки замерли два силуэта. Серебристое лоохи Джуффина мягко мерцает в вечерних сумерках, а темная куртка Макса с этими сумерками почти сливается, и Триша с улыбкой отводит взгляд, видя, что Макс все-таки осуществил свою «угрозу», и думает, что пока длится эта его «вечность», пирог она все-таки испечь успеет. Они заходят точно вовремя, как раз когда она вынимает пирог из духовки. Триша замечает, что они украдкой держатся за руки, точнее, это Макс ухватил бывшего начальника за руку, решительным и собственническим жестом – мол, моё, не отпущу ни за что, целую вечность или даже две. Триша знает, что «вечность» у Макса недолгая, до ближайшего дождя или что-то около того. И Джуффин это знает, но знает также, что такая вечность все же неизмеримо больше, чем ничего, и это знание прячется на дне его глаз, когда он улыбается вот так – приветливо и отрешенно, как человек, в распоряжении которого все тайны Вселенной, а самая главная из этих тайн сейчас держит его за руку, и чего еще остается желать для абсолютного счастья, вот разве что – куска яблочного пирога явно недостает, и Триша спешит к их столику с дымящимся подносом в руках, потому что абсолютное счастье – штука серьезная, и кто она такая, чтобы стоять у него на пути.
Мой взгляд на поднятую на ФБ тему про психушку) Джен, ангст, смерть персонажа, сомнения в реальности реальности, сомнительный же хэппиенд. В ролях: Макс, оригинальные персонажи, Джуффин, Шурф,и некая Светлана М. )
читать дальшеСашку забрали в феврале. Собственно, не то чтобы забрали – сдала его собственная маман. Маман у него была личностью примечательной, в том смысле, что такой эталонный образец не то позднесоветской, не то раннеперестречной мещанки еще поискать надо. Куда уж ей понять свободного художника. Сашка, впрочем, сам был тот еще субъект, особенно в маниакальной фазе. Конечно, в психушке его быстро загоняли обратно в депрессивную, накачивали чем-то труднопроизносимым и через пару месяцев сдавали на руки довольной родительнице. Однако в этот раз он завис надолго. Первое время мы ходили к нему всей компанией, таскали книжки и дорогущие «трофейные» сигареты – последними приходилось щедро угощать санитаров, чтобы все остальное доходило по адресу. Потом как-то вышло, что я стала приходить одна. От нашего бурного романа к тому времени остались рожки да ножки, да и те в столь печальном состоянии, что не всякий таксидермист возьмется придать им видимость жизни; и все же, руководствуясь каким-то смутным чувством то ли вины, то ли ответственности, я исправно ходила навещать Сашку – раз в неделю, по субботам, когда дежурила Анечка, милая девочка-практикантка, с которой мы быстро подружились и нередко засиживались за чаем после ее смены. Сигареты благодаря ней стали попадать к Сашке в полном объеме, а мне даже позволялось засиживаться в палате в неурочное время, подолгу пересказывая непутевому нашему товарищу сплетни второй свежести – за прочими я и сама следить не успевала. Санек слушал рассеянно, кивал невпопад, сигареты в палате не смолил – мусолил в зубах, не зажигая, потому что курить без опаски можно было разве что после ужина в каком-нибудь укромном уголке чахлого сада снаружи, если выпустят на прогулку, конечно. В один из таких визитов, когда мой неудавшийся романтический герой был особенно задумчив после ударной дозы амитриптилина, и не особенно утруждал себя реакцией на мою болтовню, на соседней койке что-то зашевелилось, почесалось и явило на свет из-под груды серых покрывал вполне симпатичную небритую физиономию лет тридцати плюс-минус бесконечность. - Ты похожа на буривуха,- сообщил мне Сашкин сосед по палате, очевидно, новенький – до сих пор эту койку занимал какой-то костлявый старик, во время моих визитов всегда лежавший на ней неподвижной мумией, со строгим и возвышенным выражением лица – ни дать ни взять, индийский йог в глубоком трансе. - На кого? – я растерялась. На минуту мне даже захотелось позвать санитаров… хотя парень вовсе не производил впечатления опасного психа. Да и не держали в этом отделении буйных. Но кто их знает, этих ребят?.. - Буривух – это такая птица, - доверительно сообщил мне мой новый собеседник. Он выпутался из одеял и сел, подобрав под себя ноги. Вид у него был вполне спокойный и доброжелательный, только двигался он как-то неуверенно, словно боясь провалиться сквозь поверхность окружающих предметов куда-то еще… ну, так мне показалось. – На Арварохе их считают священными, а у нас в Ехо – просто уважают за феноменальную память. У них большие круглые глаза, совсем как у тебя. Слушай, поделишься сигаретой? Так я познакомилась с Максом. - Тяжелый случай, - рассказывала мне Анечка неделей спустя. – Парень почти круглосуточно живет в вымышленном мире, с детально проработанной географией, историей и мифологией, представляешь? Рассуждает со знанием дела о двести тридцать какой-то там ступени магии, и о том, чем она опасна… При всем при этом – такой милый, обаятельный, нормально идет на контакт… ну, в удачные свои дни. Но совершенно не способен существовать в социуме. Как бы это объяснить, без специальных терминов… понимаешь, он, похоже, считает, что весь этот мир ему только снится. Наш мир, то есть. Ну, или он просто здесь проездом как бы. Временно потерял магическую силу, но верит, что его непременно найдут товарищи из того, волшебного мира, и спокойно их ждет… ну, почти всегда спокойно. Были инциденты, на самом деле… поэтому, его только недавно обратно перевели, из буйного отделения. Сейчас-то вроде ничего, новый препарат на нем пробуют, вроде хорошо пошло. Ну, точнее, препарат-то старый, дозировка новая… так, о чем это я? Понимаешь, если мир вокруг ему снится, значит – все можно. И ничто не имеет значения – работа, друзья... Хотя, в этом его волшебном мире тоже все довольно весело. Никаких социальных норм. Он на первой же встрече с терапевтом такого наговорил – ох, ты бы слышала… Убийства какие-то, каннибализм чуть ли не в порядке вещей… Аня запнулась, внезапно передернула плечами, точно от холода. - Ты не подумай, он не опасный сейчас, - продолжила она совсем другим тоном. – И Сашку ни за что не обидит. Он и с кровати-то лишний раз встать ленится. По моим наблюдениям, Макс вовсе не ленился. Ему и правда было все равно. Смотреть в потолок, по его странной философии, было ничуть не лучше и не хуже, чем делать что-то иное. Все в равной мере бессмысленно, когда нынешняя жизнь – всего лишь ожидание на трамвайной остановке. Вот-вот подъедет желанный транспорт (Макс настаивал, что это именно трамвай, причем зеленый), и остановка, как и оставшиеся на ней люди, перестанет существовать. - Понимаешь, - говорил он, разминая в руках сигарету и улыбаясь своей рассеянной, нездешней улыбкой, - я слишком поздно понял, что граница между сбывшимся и несбывшимся пролегает исключительно у меня в голове. И я знаю, что Ехо – просто одно из моих наваждений, самое любимое, но наваждение. Да мне и Джуффин об этом говорил, прямым текстом, а я-то, дурак, как обычно, не слушал, или слушал, да не понимал, и отшучивался в ответ. Только не так уж оно просто, это «просто». По большому счету – а иной меня, если честно, никогда не интересовал! – нет никакой разницы, снится мне мир или я снюсь миру, наваждение ли Ехо, или вот, например, Москва – чем она хуже или лучше? Может, мир Стержня и правда держится только на мне, на моей в него вере, но с другой стороны, как меня, реального меня, мог выдумать человек из мира, который одновременно существует и не существует? И такой ли уж я реальный, в таком случае? Может, мне и место там, среди прочих наваждений. Если уж все равно, где быть, так почему бы не остаться там, где все, кого я люблю? Иногда мне казалось, что я действительно понимаю его речи, и от этого становилось неожиданно зябко, словно мы не в теплой палате беседовали, а стояли на холодном ветру где-то на изогнувшемся причудливой дугой мосту над рекой по имени Хурон – если я правильно запомнила название… Однажды, кажется, в середине осени, Макс вручил мне толстую тетрадь – помятую, в мутной клеенчатой обложке. - Бывает утомительно ее прятать от санитаров, - сообщил он мне с виноватой улыбкой. – Один раз уже отобрали, я снова стал писать, по памяти, но многое забывается… Знаешь, у меня предчувствие, что скоро что-то изменится. Может, меня тут скоро уже не будет. А это должен кто-то читать. Обещай мне, хоть иногда, перечитывать, ладно? Это очень важно, чтобы хоть один человек… потому что я сам, может быть… Голос у него неожиданно сорвался. - Может быть, я скоро сам перестану во все это верить, - шепотом закончил Макс, глядя в пол. – Они меня лечат, и вроде успешно, представляешь? Плетут паутину, сволочи… и я с каждым днем все прочней увязаю, и вот уже начинаю думать, может, однажды меня выпустят, я возьму блокнот, обзвоню все старые контакты, может, найду работу переводчиком или что-нибудь такое… я ж еще фотографией занимался, я говорил? И такой у него был грустный взгляд - словами не передать. Я притащила тетрадь домой, с неожиданным для себя волнением открыла, поразившись, каким мелким почерком пишет Макс – наверное, экономил место, но что же мне теперь, с лупой все это читать? Какая-то восторженная и наивная часть меня вопила, что в этом сомнительного вида манускрипте непременно должны содержаться пугающие откровения и волнующие тайны – не может ведь такая личность, как Макс, совсем не иметь отношения к пугающим тайнам мироздания… Чего уж греха таить, я успела уже немного влюбиться в загадочного пациента. Совсем немного, ровно настолько, чтобы внимательно слушать его бредни – но, пожалуй, не настолько, чтобы продолжать приходить в их палату, когда Сашку выпишут… Конечно, реальность не смогла отказать себе в удовольствии в очередной раз щелкнуть меня по носу. Ничего там особенного не было. Даже писатель из Макса не вышел бы. Сюжет – вроде бы и детективный, но логика сомнительная, злодеи очевидны, а «положительные» персонажи ведут себя столь странно, что начинаешь сомневаться, а кто же, собственно, тут злодей… Философия меж строк проглядывала интересная, но – все смутно знакомое, что-то откровенно содрано из Кастанеды, что-то из дзенских притч… Значительную часть тетради занимали подробные, обстоятельные описания приемов пищи в разнообразных забегаловках, причем все основные блюда непременно имели «божественный» и «неповторимый» вкус, а кое-где и рецепты приводились. Читая это, я горько усмехалась, и вспоминала ту серую баланду, которой кормят пациентов – я как-то видела Сашку за обедом... Неудивительно, что у Макса так разыгралось воображение. Главгерой, понятное дело, был невероятно крут и всеми любим. Вот это, видимо, было больное место Макса – чтоб его любили. Желательно все подряд и исключительно «за красивые глаза». Типично для населения нашего мира, в общем-то. Ну и прочее, по мелочи – удивительные женщины, верные друзья, понимающий начальник, интересная работа, непомерно большая зарплата, огромный дом… Где-то на середине тетради я даже заскучала. Нет, слог у него был живой и динамичный, не спорю, но – о чем все это? Где смысл? Понятно, что автор не стремился создать связное произведение – просто добросовестно конспектировал свои галлюцинации, но… перевернув последнюю страницу, я почувствовала смутное недовольство – ну и что дальше-то? Ведь маячили между строк намеки на некую универсальную правду обо всем и вся – ну и где она, собственно? Этим недовольством я честно поделилась с Максом при следующей нашей встрече. Он расправил плечи и засиял, как новенькая монета. - Ты поняла! Как сказал бы один мой хороший приятель, «впилила»! – неожиданно радостно сообщил мне несостоявшийся писатель. И вытащил из-под матраса еще стопку тетрадей. До сих пор не представляю, как он все это прятал от врачей и санитаров. Не иначе, в своей любимой «щели между мирами». Всего тетрадей было штук десять, и я даже не все дочитала. Под Новый Год Сашку наконец-то выписали, а меня внезапно закрутила безумная карусель каких-то дел, многообещающих знакомств и масштабных проектов… я даже с Анечкой по-человечески не попрощалась, за что мне некоторое время было стыдно, ну честно, неделю уж точно. Тетради, однако, исправно перекладывались мною в ящик с собственным архивом при каждом переезде в последующие лет пять. Помотаться мне пришлось немало… впрочем, какое уж тут «пришлось», не стану лукавить – именно так я и мечтала жить когда-то, кочуя с места на место, впитывая, как губка, новые места и лица, запахи чешских кофеен и холод скандинавских ночей, нанизывая, точно стеклянные бусины, звучные иностранные имена новых друзей и случайных встречных на нитку-фенечку на запястье… С Анечкой мы встретились во время моего очередного визита-набега в Москву – она поймала меня на выходе из перехода, взвизгнула радостно-звонко «Света!», так, что я чуть не споткнулась, хорошо, что не имею привычки ковылять на каблуках, не то наверняка покатилась бы кубарем по ступенькам. И через десять минут мы уже сидели в кафе, и она увлеченно рассказывала о своем замужестве, а я, не менее увлеченно – о том, какую прекрасную карьеру в итоге сделал Сашка, вот что значит – вовремя свалить за границу, а уж если по-честному, то – вовремя свалить от мамочки, для которой ты вечно останешься дефективным подростком, а не «эксцентричным талантом», как осторожно обозвали его в газетах после лондонской выставки. Я о его успехах, впрочем, слышала в основном от общих знакомых – пути наши разошлись окончательно и бесповоротно. И только, выслушав мелодраматическую (а потому скучную до зевоты) историю Анечки и ее счастливо обретенного «прекрасного принца», я вдруг вспомнила про Макса и, повинуясь какому-то неясному внутреннему импульсу, спросила: «А помнишь, был такой парень, с Сашкой в палате…» Реакция бывшей приятельницы меня поразила. Она вздрогнула, побледнела, запнулась на полуслове, зачем-то полезла в сумочку, бесцельно там пошарила и, наконец, вцепившись обеими руками в салфетку, начала нервным движением ее комкать. - Так умер он, - не глядя на меня, ответила наконец Аня. – Я как раз дежурила… Холодный ветер с Хурона снова невесомой рукой погладил мою спину, пробрав в этот раз до костей. - Вот, значит, как… - я действительно не знала, что сказать. В душе поднималась какая-то глупая, неуместная обида на Макса – как же так? Взял и умер? А как же… как же цветные мостовые Ехо, и резные мосты Кетари, и прочая красивая чепуха из его любимого наваждения – все умерло вместе с ним, ведь верно? Никогда не думала, что смогу так внезапно и так остро затосковать по чему-то несуществующему, да и никогда не существовавшему, несбывшемуся, по терминологии того же Макса… Аня тем временем все мучила несчастную салфетку, напряженно хмурилась, будто что-то решая. - Тебе, Свет, я расскажу, - наконец выпалила она, поглядев на меня отчаянно и с вызовом. – Ты ж человек понимающий, не сдашь меня… бывшим коллегам? – Сдавленный, нервный смешок... – Я ведь тогда уволилась, сразу после этого. И Анечка рассказала. О том, как сидела у окна на втором этаже, поздним субботним вечером, и вдруг увидела, что по тропинке внизу идет человек в больничной пижаме. Она узнала Макса, его неровную, торопливую походку, и уже вскочила было, чтоб кинуться к охране, предупредить… да так и замерла, прижавшись носом к стеклу и не дыша. Потому что из полумрака в конце тропинки вдруг появились две высокие фигуры в белых одеждах… нет, одна в белом, другая – в серебристом. Это были мужчины в длинных плащах экзотического покроя, и восточных тюрбанах, и глаза их светились в темноте мягким зеленоватым светом, и, увидев это, Аня окончательно окаменела, не в силах шевельнуться, потому что происходящее было слишком невероятным… А Макс тем временем побежал к ним, как был, босиком, запинаясь, сначала неуверенно, а потом – отчаянно, словно от этого зависела его жизнь… И тот из пришельцев, что был в серебристом, шагнул ему навстречу и поймал его в раскрытые объятия, прижал к себе, что-то сказал, смеясь и ласковым жестом взлохматив и без того растрепанные волосы Макса, а тот вцепился в него так, словно этот пожилой мужчина был его личным спасательным кругом посреди бушующего океана… Отпустив его наконец, Макс тут же повис на шее у второго, и тот осторожно погладил его по спине руками в больших нелепых рукавицах. А потом Макс требовательно схватил обоих за руки, что-то спросил, напряженно, отчаянно, глядя то на одного, то на другого… и, видимо, получил положительный ответ, потому что расслабился, заулыбался и, так и не отпуская руки пришельцев, доверчиво пошел с ними по тропинке. И уже через несколько шагов все три силуэта вновь растаяли в вечерних сумерках. А перепуганная Аня наконец смогла оторваться от окна и на деревянных, негнущихся ногах отправилась в палату Макса. Он лежал на спине, в спокойной, расслабленной позе, и на губах его застыла все та же мечтательная улыбка, с которой он рассказывал о волшебном городе Ехо. - Сердце, - лаконично пояснила мне Аня. – Просто остановилось. Тихо, во сне… Она улыбнулась неловко, словно извиняясь за свой невероятный рассказ. - Я все думаю, может за ним… ангелы приходили? Ну, знаешь… я никогда особенно не верила, но… Аня не читала тех клеенчатых тетрадок, и не могла знать, что в белых одеждах ходят не только ангелы, но и, например, сэр Шурф Лонли-Локли. А его непосредственный начальник, наверное, долго смеялся бы, узнав, за кого их приняли в нашем мире… Запах духов моей приятельницы уже давно растаял, растворившись в извечном столичном смоге, а я все сидела за столиком, словно оглушенная свалившейся на меня информацией, и думала, что надо бы отредактировать писанину сэра Вершителя, да потащить в какое-нибудь издательство. В конце концов, от нее, говорят, зависит существование целого мира – ни много, ни мало… А там, чем черт не шутит, может, и подзаработаю чуток – Макс ведь все равно не явится качать свои «авторские права». Никогда не знаешь, где тебе повезет.
В команде продолжается спор о том, кого из героев Фрая считать стержнем канона)) Кто-то считает таковым Макса, кто-то - Джуффина, кто-то - Шурфа. А как по-вашему?
Еще у команды есть информация по голосованию: мы держимся на 14 месте, но замечаем, что активность фраевцев, участвующих в голосовании на ФБ, неуклонно снижается. Если ваши голоса отданы другим вашим фандомам -- это понятно. Но ведь здесь около 250 читателей! Неужели все по другим командам? Если у вас просто нет времени читать битву, но вы не против поддержать команду фандома, то мы собрали шаблоны кодов для голосования (кроме Фраекоманды указаны те, кто нам сочувствует и помогает )
Посвящается моему прекрасному начальнику, который целый день ходил мимо и нервировал, невольно стимулируя к написанию жесткой нцы))
Жанр: слэш. Персонажи/пейринги: Макс, Лойсо/Джуффин. Также присутствует канонический пейринг автор/мозг читателя. До леди Марты мне далеко, но я старалась))) Рейтинг: вы не поверите, но NC-21. Предупреждения: насилие, мат, философия. Эпиграф: «…с твоим злейшим другом Лойсо Пондохвой… Да, знаю, что ты на это скажешь: а у кого с ним ничего не было?» (с) Сотофа, канон
читать дальше - Бедный, бедный сэр Макс, опять проспал самое интересное, - ехидный голос шефа я услышал раньше, чем вошел в наш с ним общий кабинет. Надо сказать, наши представления об «интересном» временами довольно сильно различались, так что я не стал спешить с выводами и предаваться печали, а уселся в свое любимое кресло и первым делом потянулся к кувшину с камрой. Джуффин, вопреки обыкновению, сидел на подоконнике, перебрасывая из ладони в ладонь какой-то прозрачный стеклянный шарик – движения были быстрыми, словно шарик был раскален и держать его в руке дольше секунды не представлялось возможным. Вид у него был крайне довольный, и, без сомнения, ему не терпелось поделиться новостями… ну, или он довольно успешно это изображал, и я честно попытался потянуть время и помучить шефа – целых секунд двадцать, прежде чем сдаться и спросить: - И что же такого интересного я пропустил? Джуффин поднес шарик к лицу и, хитро прищурившись, посмотрел на меня сквозь него. - Хочешь узнать, как именно сэр Бри Киттаки добывал информацию из сознания своих жертв?
Теперь я действительно готов был признать, что пропустил самое интересное – если упомянутого господина поймали в мое отсутствие. Сэр Киттаки был уважаемым цирюльником – пока не заделался банальным, но весьма успешным шантажистом. Каким-то загадочным образом он оказался способен выуживать из памяти своих клиентов самые тайные и постыдные страницы их биографии – при условии, что таковые имелись, конечно. Еще в его арсенале имелось с полдюжины магических штучек, простых, но эффективных, вроде способа запутать Мастера Преследования и не пустить его по своему следу… а главное, эти фокусы оставляли после себя очень необычные следы и были совершенно незнакомы сэру Джуффину Халли, что автоматически делало беднягу цирюльника разыскиваемым преступником номер один в Соединенном Королевстве, потому что начальник Тайного Сыска просто не выносил, когда какие-то тайны проходили мимо него. По-видимому, приемы эти относились к древней магии Черухты, в которой никто из нас не был силен. Обнаружив пристальное внимание тайных сыщиков к своей персоне, шантажист скрылся от нас, и почти полгода о нем ничего не было слышно. И вот, очевидно, похождениям сэра Киттаки пришел конец – а я и не застал сей волнующий момент, действительно, досадно.
Видимо, моя озадаченная физиономия достаточно ясно выражала эмоции, потому что Джуффин тут же продолжил, не дожидаясь ответа на свой и без того очевидно риторический вопрос:
- Вот этот вот шарик, Макс, - и он бросил мне свою игрушку, я едва успел поймать ее в полете, - вот этот шарик, без сомнения – один из самых сильных магических предметов, что мне когда-либо встречались. Изумительная вещица!
Я внимательно посмотрел на стекляшку в руке, но не увидел ничего особенного. В моем мире такие шарики украшали аквариумы с экзотическими рыбками, например. Был такой у одной из моих бывших подружек, кажется, миллион лет назад, в другой жизни… Я недоуменно пожал плечами, и уже собирался было вернуть загадочный предмет Джуффину, когда вдруг увидел в самом центре шарика темно-красную точку… или искру… она сверкнула и стала расти под моим взглядом, превращаясь в крошечную каплю густой жидкости, лениво перекатывающейся внутри шарика.
- Все верно, это капля крови. В данном случае моей – надо ж мне было разобраться, как он активируется? – охотно пояснил Джуффин. – Просто и гениально – цирюльнику несложно как бы случайно уколоть клиента… А потом наш герой шел домой, ложился спать, сжимая в кулаке вот эту штуковину… и смотрел яркие, подробные сны о прошлом своих клиентов. Причем принцип очень изящный – можно заранее мысленно сформулировать вопрос, и увидеть именно тот момент прошлого «клиента», что является ответом. Прекрасный инструмент, и как его можно было создать с такой идиотской целью, как шантаж? Который раз с прискорбием убеждаюсь, что талант в магии редко сочетается с оригинальностью мышления…
Ответив на эту бурную тираду невнятным «угу», я протянул шефу обсуждаемую «штуковину», но тот покачал головой.
- Насчет механизма действия – это, на самом деле, всего лишь мое предположение, - уточнил он с невинным видом. – Думаю, тут не обойтись без… как это называют сыщики на твоей родине? А, следственного эксперимента. В общем, я пошел домой, а ты, когда решишь, что твоя ленивая совесть позволяет тебе дрыхнуть на рабочем месте, постарайся для разнообразия провести это время с пользой для дела, и возьми в руку этот шарик… И, будь добр, спроси что-нибудь поприличнее – шантажировать меня тебе все равно не удастся.
- Э… в смысле… как? – сказать, что я совершенно обалдел от такого предложения, значит не сказать ничего. Копаться в прошлом Джуффина? С его позволения и даже прямого указания? Нет, серьезно?
- Да брось ты, Макс, - шеф махнул рукой и рассмеялся, глядя на мою ошарашенную физиономию. – Вот уж не думаю, что ты увидишь что-то, чего обо мне не рассказывают в столичных трактирах. Тебе будет полезно, ну а мне и правда интересно, так ли работает этот амулет, как я предположил. Понимаешь, я уже сдуру активировал его своей кровью… Ну и кому мне теперь доверить этот грешный эксперимент, скажи на милость? Шурф, как ты знаешь, еще не вернулся из графства Вук… предлагаешь послать леди Меламори копаться в ужасах моей бурной юности? Тебе ее не жалко? Ну, или сэр Кофа… нет, знаешь, я не все могу ему доверить.
После такого заявления я окончательно утратил дар речи, чем этот злодей и воспользовался, пожелал мне хорошей ночи и исчез, а я остался обалдело хлопать глазами. Это что получается, значит, мне можно доверить ВСЁ? Я почти физически ощутил, как на меня тысячетонной глыбой давит груз ответственности. Таких заявлений я от шефа еще не слышал…
Минут через пятнадцать сумбурных размышлений я пришел, впрочем, к утешительному выводу, что Джуффин наверняка способен заблокировать от постороннего вмешательства все по-настоящему страшные и секретные участки памяти, а может, чем черт не шутит, и вовсе может проконтролировать, что именно покажет мне этот амулет. Мало ли, что он мне тут наплел – наверняка утром выяснится, что все это был очередной хитрый педагогический ход. Немного успокоившись, я устроился в кресле и предался размышлениям о том, какой же вопрос все-таки задать перед погружением в сон. Точную формулировку подобрать никак не удавалось, потому что, если уж говорить начистоту, о прошлом шефа мне было интересно все. Несмотря на то, что я уже далеко не первый год работал под его началом, Джуффин во многом оставался для меня загадкой – как и для большинства жителей этого Мира, полагаю, за исключением разве что Махи.
«Хочу увидеть то, что поможет мне его понять» - дурацкая формулировка, но лучшей я так и не придумал к тому моменту, когда, за несколько часов до рассвета, меня все-таки сморил сон.
Помещение было мне незнакомо – то ли маленький трактир, то ли просторный бар. Скорее все же бар - высокие стулья, длинная стойка, ряд стаканов... Осмотревшись, я с удивлением понял, что мне здесь нравится… нет, не так – я в восторге от этого бара, он словно воплощает мое идеализированное представление о месте, куда хочется приходить каждый вечер. Простая, даже грубоватая деревянная отделка, теплые цвета, уютный полумрак в одном углу, золотистый свет сквозь витражи – в другом… запах корицы, тепло нагретого солнцем дерева под ладонью, прикосновение грубой шерсти рубашки к коже – откуда вдруг? Я на пару мгновений растерялся, пока не сообразил, что второй набор ощущений – не мой. Сознание словно раздвоилось – я одновременно видел и помещение целиком, пустые стулья, мужчину за стойкой – и тонкие стручки корицы, которые я – нет, все-таки он – бережно разминал пальцами, собираясь бросить в кипящую на жаровне жидкость. Я откуда-то знал, что бар находится в Ирраши, а за стойкой стоял ни кто иной, как Джуффин Халли, хотя я бы ни за что его не узнал, оказавшись здесь наяву и случайно. И дело вовсе не в маскировке – передо мной было все то же лицо Кеттарийского Охотника, что я не раз видел на Темной Стороне, а любой из горожан эпохи гражданской войны опознал бы даже в полумраке бара. И не в костюме, хотя светлые брюки и рубашка с закатанными рукавами ему очень шли, выгодно подчеркивая развитые мускулы – я мимоходом пожалел, что иррашийская мода никогда не приживалась в столице. Жесткие, коротко остриженные волосы были неожиданно светлыми, почти как у альбиносов, но и это не сильно меняло его облик… Иным был взгляд, и общее ощущение, из тех, что называют «шестым чувством», и отказываются описывать словами – таких слов и нет в повседневной речи. Хозяин этого бара никуда не спешил, ни о чем не жалел, ничего не планировал на завтрашний день – я чувствовал это так же явственно, как запах корицы, как теплый луч закатного солнца, скользящий по щеке, залетев сквозь открытое окно. Он просто существовал в бесконечном «здесь и сейчас», и ничто не имело значения, ничего не было в мире сейчас, кроме жестких стручков, скользящих меж кончиков пальцев, и красноватой пыли, что сыпалась в белую фарфоровую миску... никогда в жизни я не ощущал ничего столь пронзительного, ошеломляющего и в то же время бесконечно умиротворяющего, чем эта странная свобода человека, целиком и полностью поглощенного одним простым действием. Я растерянно подумал, что камра, которую варят с такой глубочайшей концентрацией на процессе, должна быть самой лучшей на материке – не говоря уж о том, что об иррашийской камре я вообще ничего хорошего не слышал, в отличие от местного вина и пива.
Я знал эту историю, слышал и от Шурфа, и Джуффин как-то мельком упоминал, как его настиг Бич Магов – говорят, каждый, кто практикует Истинную магию, может внезапно потерять могущество на продолжительный период. Когда такое приключилось с Кеттарийским Охотником, в самом разгаре Смутных времен, ему ничего не оставалось, кроме как сбежать из столицы с иррашийским караваном, скрываясь от многочисленных врагов, каждый из которых мог уничтожить его тогда одним движением пальца. Помню, как я смеялся, услышав от Шурфа, что наш шеф держал в Ирраши пивной бар, и даже сам стоял за стойкой, разливая клиентам напитки. Эта забавная подробность изрядно скрашивала впечатление от всей истории, в целом довольно жуткой – ведь Джуффин тогда не знал, что потеря силы – не навсегда, и всерьез полагал, что жить ему осталось недолго…
Возможно, подумал я, заворожено наблюдая за движениями рук человека за стойкой, только так и получится ощутить жизнь во всей ее полноте – расставшись с прошлым, не думая о будущем, полагая каждый день – последним?
Бар постепенно заполнялся посетителями – очевидно, вечерние часы здесь были самыми оживленными. Я не понимал иррашийского наречия, но легко мог читать «перевод» разговоров в мыслях Джуффина, да этого, как правило, и не требовалось – я уже понял, что большинство пришедших были завсегдатаями, знали – точнее, полагали, что знали – хозяина не понаслышке, здоровались с ним приветливо, делились какими-то новостями про общих знакомых, справлялись о его делах, пространно докладывали о своих… Джуффин подсаживался то к одним, то к другим, неспешно разносил заказы, держался с достоинством, но радушно, слушал подчеркнуто-внимательно, и спокойная улыбка человека, у которого в жизни всё хорошо, почти не покидала его губ. Сейчас я видел его как на ладони - то, что в нем изменилось, то, что пропало без следа, и то, что осталось. Обманчивая плавность движений по-прежнему скрывала отточенные рефлексы профессионального убийцы – но не оставалось и тени желания использовать эти рефлексы по назначению. Ну, разве что, перевернутый бокал ловко поймать у самой кромки стола, да получить в награду восхищенный взгляд сидящей за крайним столиком дамы. Жажда жизни и страсть к ее тайнам все еще были при нем – Джуффин лишь жестко пресекал все попытки своего сознания породить хоть какую-то надежду на «завтра». Надежда – глупое чувство, эти слова Махи он, как прилежный ученик, сделал своим девизом. Сожаления о прошлом столь же безжалостно отправлялись в небытие, едва родившись. «Что ж, это глупый, но не самый худший конец для истории Кеттарийского Охотника», сказал он себе, и тут же выкинул из головы даже эти два слова.
Я провел целый вечер вместе с ним в качестве незримого наблюдателя, и думал, что увидел достаточно, чтобы получить ответ, но, как выяснилось, история только начиналась. Когда до закрытия оставалось едва ли полчаса, и из посетителей в баре осталась только привлекательная женщина средних лет, задумчиво потягивавшая вино за столиком в углу, в дверях появился новый посетитель. Впервые за вечер я ощутил, что размеренный ритм дыхания Джуффина сбился… кажется, он действительно занервничал, по крайней мере, в первые полторы секунды. А потом успокоился. Потому что ему, по большому счету, было нечего терять, и потому, что Лойсо Пондохва никогда не входил в число его врагов – до сих пор их пути не пересекались, чему Кеттариец временами искренне радовался, потому что Лойсо вовсе не вызывал у него антипатии. И, когда высокий светловолосый мужчина махнул ему рукой, стандартным для этих мест жестом требуя вэра – местного пива – Джуффин спокойно поставил перед ним бокал, и присел напротив, внимательно глядя в лицо посетителя.
- Ты Чиффа, верно? – поинтересовался тот, пригубив напиток. Глаза Лойсо, изначально вроде бы карие, стремительно светлели, повторяя цвет глаз собеседника. – Так вот где ты скрываешься. - Я не скрываюсь. Так, решил отдохнуть от столичной суеты, - с улыбкой ответил Джуффин. Лойсо с интересом уставился на него. – Ты меня не боишься. Странно, с чего бы? Знаешь, на твоем месте… я бы уже умер, пожалуй. - Ну, я подумал это всегда успеется, - тон Джуффина был нарочито-небрежен, он словно бы от скуки болтал с посетителем, стремясь скоротать время до закрытия, и только. - Пожалуй, убивать тебя сейчас было бы скучно, - почти в тон ему, так же небрежно ответил Лойсо. – Это будет слишком легко, а меня раздражают легко достижимые цели. Хотя, подозреваю, это могло бы избавить меня от ряда проблем в будущем. - Неужели? – не знаю, заметил ли это Лойсо, но глаза Джуффина на миг вспыхнули былым, злым и безудержным пламенем. Я почувствовал, что он с трудом удержался, чтобы не наброситься на собеседника с расспросами – он что, знает что-то о настигшем его проклятии? Значат ли его слова, что силу можно вернуть? Но, конечно, он понимал, что Великий магистр Ордена Водяной Вороны вряд ли станет читать ему лекции – явно не за тем явился. - Мне интересно, - задумчиво сказал Лойсо, глядя куда-то в пространство, - как сильно нужно согнуть внутренний стержень личности, чтобы он сломался? У каждого ведь свой предел, верно? - Не знал, что тебя интересует подобная ерунда, - на внезапный переход к абстрактной философии Джуффин отреагировал легкой усмешкой. – Все говорят, ты занят исключительно способами разрушения Мира. - А всё взаимосвязано, - с готовностью пояснил Лойсо, с удовольствием потягивая пиво. – У Мира тоже есть Стержень. Ты не знал? - Слышал… краем уха. К чему ты ведешь?
Пондохва одним глотком допил свою порцию и с громким стуком поставил стакан, поднимаясь из-за стола.
- Ты ведь живешь здесь, на втором этаже, верно? Пойдем-ка в твою комнату. Там и поговорим. - У меня тут еще посетители, - спокойно ответил Джуффин. Он и не подумал двигаться с места. – И с чего ты взял, что я вообще собираюсь приглашать тебя в гости?
Лойсо уставился на него с неподдельным изумлением. - Да ты феноменальный наглец, Чиффа. В жизни таких не видел, а жизнь у меня была долгая и интересная, можешь мне поверить. До тебя вообще доходит тот факт, что я могу за полсекунды стереть с лица земли этот убогий бар вместе с тобой и твоим дрянным пивом? - Надо же, а до сих пор на качество пива никто не жаловался, - Джуффин безмятежно улыбался, а во мне эхом отзывались его чувства – тревога и… азарт. Он будто специально дразнил своего опасного гостя, с интересом наблюдая, что же будет дальше. И прекрасно понимал, чем рискует. - Ты хочешь жить, не притворяйся, - Лойсо нетерпеливо встряхнул своей золотистой гривой, откидывая волосы со лба. Я невольно залюбовался им… и Джуффин, как ни странно, тоже. По крайней мере, отметил про себя, что чисто эстетически Лойсо, в общем-то, является объектом, приятным глазу. Ну, как картина на стене. Удачный портрет самого Джуффина, исправленный и улучшенный, и дополненный экстравагантной прической, которую тот никогда не стал бы носить по причине ее ужасающей непрактичности. - Ты хочешь жить, несмотря ни на что, и это удивительно, потому что девять из десяти магов, оказавшись на твоем месте, предпочли бы умереть быстро и безболезненно. Я не понимаю, что дает тебе силы, но я это выясню. И сейчас я хочу проверить одну свою гипотезу. Ты пойдешь со мной, или я сожгу этот бар, а тебя убью, и ты потеряешь все, даже самые призрачные шансы когда-нибудь вернуть свою силу. Ах да, а вот этой милой леди за дальним столиком я вырву внутренности и заставлю ее медленно их поедать, содрогаясь от боли и отвращения… - Больное воображение – крайне неудачное дополнение к выдающимся способностям в магии, - Джуффин поднялся из-за столика, переставил бокал на поднос. – Хуже него – разве только глупость. Ладно, подожди меня, я сейчас.
Он отнес посуду к стойке, подошел к последней посетительнице с просьбой присмотреть за баром, если она еще собирается сидеть здесь хоть полчаса. Отголоски его чувств подсказывали мне, что Лойсо действительно нашел, чем его задеть – не жалостью к женщине, конечно, нет – намеком на возможность однажды вернуть силу. Надежда – глупое чувство, и Джуффин, сам себе удивляясь, признал, что еще способен совершать глупости. Он поднимался по лестнице, показывая гостю путь, и старался быть готовым к чему угодно, потому что понятия не имел, что нужно Лойсо, но предположения у него имелись, и были не слишком радостными. Орден Водяной Вороны по сравнению с другими, в общем-то, не щеголял слишком уж кровавыми или жестокими обрядами, но вот его Великий магистр никогда не гнушался импровизации… Однако Лойсо снова сумел его удивить. Когда за ними закрылась дверь маленькой комнаты – Джуффин жил под самой крышей дома, фактически, это был переделанный чердак, обставленный грубой, но добротной мебелью – гость, бегло оглядевшись, поднял руку и начертил в воздухе какой-то сложный знак, который тут же засветился тусклым оранжевым светом и словно прилип к его ладони.
- Знаешь, что это такое, Чиффа? - Печать подчинения, - неохотно отозвался Джуффин. Происходящее нравилось ему все меньше. - Верно, это она. Ты, конечно, знаешь, как она действует. Тот, на кого ее поставят, в течение нескольких часов будет вынужден выполнять все приказания поставившего… или будет корчиться в жутких муках, в случае неповиновения. Но я не буду ее применять. Я только хочу, чтоб ты видел, что заклятие уже сплетено, и я могу отпустить его в любой момент. О тебе рассказывают, что ты неглупый человек, Чиффа. Значит, ты понимаешь ситуацию. Мне вовсе не хочется применять печать. Но я – могу. Понимаешь?
Я в который раз в своей жизни поразился выдержке шефа. Выслушивая все это, он не шевельнул ни единым мускулом лица. - Какая разница, принуждаешь ты меня заклятием или угрозой это заклятие наложить? - Разница огромна, - Лойсо ухмыльнулся и внезапно толкнул своего собеседника так, что тот отлетел в дальний угол комнаты, упав на постель. Я на мгновение задохнулся вместе с ним, ощутив, как в груди перехватило дыхание от удара. И успел отметить, что Лойсо в Эпоху Орденов, судя по всему, действительно был тем еще психом. Мне исключительно повезло познакомиться с этой выдающейся личностью в период, когда он уже почти обуздал свой буйный нрав. - Разница огромна. Все дело в свободном выборе. Я хочу, чтобы ты сам подчинился мне. Не твое тело – ты сам.
Лойно в несколько шагов пересек комнату и остановился, глядя на Джуффина сверху вниз – тот еще сидел на постели, стараясь отдышаться. Губы Великого Магистра растянулись в плотоядной ухмылке. - Раздевайся, - коротко приказал он.
Джуффин долго – пожалуй, секунды три - смотрел на него, пытаясь уложить в голове всю ситуацию, которая, по его мнению, из драматической превращалась в откровенно идиотскую, хотя ему от этого было не легче. Справившись с этим, он рассмеялся. - Серьезно? Ты хочешь сказать, что… Нет, подожди, тебе уже без Печати подчинения и не дают, верно? Ничего удивительно, с твоей-то репутацией… То есть, хваленое безумие великого и ужасного Лойсо Пондохвы – это всего лишь банальный недотрах?
Я в своей жизни немало повидал примеров того, как люди нарываются на неприятности, но сэр Джуффин Халли сегодня стал для меня окончательным и бесповоротным рекордсменом в этом сомнительном виде спорта. Честное слово, уж на что я, по единодушному мнению друзей, легкомысленное до безбашенности существо – но если бы это я сейчас смотрел в раскаленные добела затаенной яростью глаза Лойсо, я бы… ну, для начала, я бы не стал его оскорблять.
И все-таки я мысленно охнул и обозвал Лойсо сволочью, когда почувствовал, с какой силой он стиснул запястья Джуффина, угрожающе нависнув над ним. - Ты хочешь жить, - выдохнул Лойсо, и его горячее дыхание почти обожгло щеку Джуффина. – Несмотря ни на что. А значит, ты будешь подчиняться. Он отступил на шаг и выжидающе уставился на Джуффина, который, опустив взгляд, растирал ноющие запястья и думал о том, что Лойсо, в общем-то, прав. Хоть и ведет себя как идиот. И позволяет примитивным инстинктам затмевать разум. Потому что, вообще-то, есть и другие способы… - Давай, я жду.
Пожав плечами, Джуффин стянул через голову рубашку, выскользнул из штанов, старясь делать это непринужденно – словно бы просто спать собрался. Лойсо, хмыкнув одобрительно, подошел ближе и, больше не утруждая себя просьбами или приказами, одним изящным движением, развернул его к себе спиной и, надавив тяжелой рукой на основание шеи, заставил нагнуться в довольно недвусмысленную позу. Джуффин с затаенной усмешкой подумал, что, по крайней мере, в постельных вопросах Лойсо не слишком оригинален. А потом резонно заключил, что ему-то как раз следует этому радоваться. Потому что если Лойсо и тут включит свою буйную фантазию, вряд ли выйдет что-то приятное. А я тем временем лихорадочно пытался освободиться от пут этого сна, давно переставшего быть волшебным.
Состояние мое было близко к панике, ибо, что бы там ни говорил шеф об отсутствии у меня чувства иерархии, наблюдать его в подобной ситуации я вовсе не хотел. Не говоря уже о том, чтобы переживать все его ощущения вместе с ним. Хотя, разумеется, нашлась какая-то на редкость извращенная часть меня, которая была не прочь понаблюдать, ехидно отмечала, что тут есть на что полюбоваться – тело у Джуффина было вполне привлекательным, да и Лойсо... хотя Лойсо как раз не спешил раздеваться. А еще эта часть моего сознания активно интересовалась, что будет дальше. Хотя это, в общем-то было совершенно понятно, было б чем интересоваться, ситуация вполне очевидна. Как там в старом анекдоте – «… ну и приводят меня к немцам в блиндаж, капитан достает маузер, приставляет к голове и говорит «Соси, или расстреляем!» - ну и что? - что, что, расстреляли меня, внучек…» Вот уж действительно.
Ничего у меня, понятное дело, не вышло. Когда в мыслях такой раздрай, да еще и лезет в голову всякая чушь, вроде этого анекдота – сложно совершать осмысленные действия над реальностью, даже если это всего лишь магический сон. В общем, я остался.
Лойсо тем временем со знанием дела лапал свою жертву, не то чтобы грубо - просто нисколько не заботясь о его ощущениях. Провел ладонью по позвоночнику, уверенно скользнул пальцами ниже, стал почти что нежно растирать и массировать, подготавливая. Джуффину, впрочем, на его нежности было глубоко плевать. Он старательно вспоминал все дыхательные упражнения, которым когда-то учил его Махи. Потому что он злился, а это чувство не охватывало его с такой сокрушительной силой уже лет триста. Сколько он себя помнил, Джуффин ненавидел подчиняться. За что нередко получал по башке – от родителей, в школе, и даже от Махи. Ну, от него в переносном смысле, понятное дело. Хотя, останься тот его учителем еще пару сотен лет, может, и дошел бы до рукоприкладства. Потому что его кеттарийской ученик обладал поистине уникальным упрямством. Но главное, как бы тяжело не было, он стискивал зубы и продолжал, и рано или поздно все-таки устраивал все по-своему. Ситуации, в которых от него ничего не зависело, раздражали его и тогда, и теперь, пусть и в гораздо меньшей степени… Все это были, понятное дело, не мои мысли – я просто уловил поток сознания Джуффина, который старался думать о чем угодно, только не о происходящем. Он думал еще о том, что никогда не был любителем мужчин, и в молодости даже с некоторым презрением относился к носителям кейифайской крови и характерной для них беспорядочности в связях. И вот, в полном соответствии с законами мироздания, ему приходится иметь дело с тем, что некогда раздражало…
- Я не понимаю, - задумчиво произнес Лойсо, не прерывая своего занятия. – Что заставляет двигаться дальше, если смысл потерян? Ты ведь не знаешь, что с тобой произошло, верно? Джуффин не удостоил его ответом, но Лойсо и так, судя по всему, был уверен в своей гипотезе. - Ты не знаешь, что с тобой, не знаешь, надолго ли, и сколько ты еще проживешь, ты просыпаешься и не знаешь, не снесет ли сегодня твой дом ураганом, не убьет ли тебя какой-нибудь заезжий колдун… ты беспомощен, как младенец, заперт в этом мире, в своем баре, в этой комнате, в своем теле… Но ты живешь, Чиффа! Я не понимаю… в чем смысл? Джуффин вздрогнул и рефлекторно сжал мышцы, ощутив в себе холодные и жесткие пальцы – Великий Магистр как раз прекратил играться и перешел к более решительным действиям. - Если ты ищешь смысл моей жизни, Лойсо, - холодно ответил он, - то ты промахнулся, потому что в заднице его точно нет.
Пондохва расхохотался, и убрал пальцы – ненадолго, потому что их тут же заменило что-то побольше. Черт, это было больно, и если б я мог, я бы сейчас зажмурился или хотя б отвернулся, но я, конечно, не мог. И властная рука, вцепившаяся в волосы, и вторая, до синяков сдавившая бедро, не добавляли приятных ощущений. Больно, противно, унизительно, глупо. И когда Лойсо начал двигаться, лучше не стало. Джуффин не мог сейчас даже убрать боль с помощью магии, как привык делать, но он умел отключаться от происходящего – для этого магия и не нужна. Поэтому, после нескольких секунд боли, гнева, отвращения, накрывших меня почти как собственные чувства, я с облегчением ощутил, что он отстранился, словно бы рассматривая себя со стороны. Боль ушла куда-то на периферию, хотя и сознание несколько затуманилось. Но Лойсо, кажется, это почувствовал, и решил исправить положение. В следующую секунду я вместе с Джуффином едва не вскрикнул от боли – Лойсо укусил его в плечо, глубоко вонзив зубы.
- Ты здесь, - удовлетворенно заключил мучитель, и немного ускорил движения – вид крови его явно возбудил. – Теперь понимаешь, в чем разница, Чиффа? Ты сам подчинился. Ты сам отдаешься мне. Он впивался вальцами в кожу, царапал, тянул на себя, кажется, входя с каждым разом все глубже и глубже, хоть такое и невозможно, с каждым движением выдыхая, исторгая из себя хриплый шепот. - Я должен узнать, почему ты жив, почему не безумен, почему спокоен, как тебя сломать, как же тебя сломать, как стержень мира, я должен знать, и тогда никто не сломает меня…
Кажется, в этот момент мой будущий добрый приятель Лойсо окончательно слетел с катушек, по крайней мере, на время. Но Джуффин этот поток сознания уже не слушал. Его мысли зацепились за брошенную Лойсо фразу, и потекли уже в ином направлении. Я никогда бы не подумал, что в такой ситуации можно еще и какие-то логические выводы делать, а вот поди ж ты. Впрочем, мой шеф всегда был уникальным человеком. Даже тогда.
«Сам отдаешься мне». Нет, Лойсо ошибался - пока что Джуффин просто не мешал ему. Но теперь ему подали идею… Первым делом он наконец расслабился по-настоящему. Боль сразу уменьшилась. Джуффин осторожно переместился, почти незаметным глазу движением – перенес точку опоры на руки, чуть прогнул спину. Кажется, так было удобнее. Лойсо ничего не заметил – у него уже, как сказали бы на моей родине, снесло тормоза, он-то как раз самозабвенно предавался процессу. Джуффин глубоко вдохнул и начал старательно думать о том что Лойсо, в общем-то, неплохой парень. И отличный колдун. Талантлив, не лишен чувства стиля и, что важнее, чувства юмора. Немного безумен, да, но очаровательно последователен в своем безумии. Подумаешь, кто таким не был. И, в конце концов, он довольно привлекателен. Да что там, просто красив. Даже когда не копирует собеседника. Ну, на старых портретах, например. А какие у него изящные и сильные руки!
На мысли о руках Джуффин завис надолго. Кажется, я ненароком раскрыл какой-то глубоко личный фетиш шефа. Отдельного упоминания удостоились и длинные, цепкие пальцы, и правильной формы ногти… В общем, не прошло и минуты, как Джуффину уже нравилось то, как крепко Лойсо его держит. Даже то, как он нетерпеливо дергает за волосы – хотя насчет волос Джуффин все-таки сделал мысленную пометку на будущее, если оно, конечно, будет – сбрить их под корень, да так и ходить, а то мало ли какая еще пакость вздумает в них вцепиться. Ну Лойсо не пакость, конечно, что вы, Лойсо прекрасен и желанен как никогда. Какое у него стройное тело, и как же хорошо, что у него такой большой член… нет, я говорю, хорошо, кто сказал «больно»? Это хорошо, это просто прекрасно…
Если бы кто рассказал мне, что такое возможно, ни за что б не поверил. Конечно, мне приходилось слышать и от всяческих доморощенных психологов, и от умудренных опытом магов, что самовнушение - великая сила, и что «если не нравится ситуация, смени точку зрения», и все эти советы а-ля Дейл Карнеги «из любого кислого лимона сделай сладкий лимонад, но, грешные магистры, не до такой же степени! И ведь Джуффин не притворялся, он действительно начал получать удовольствие от процесса. Прогнулся еще сильнее, застонал, сначала сквозь зубы, потом на выдохе, полностью отпустив себя, не думая, как это выглядит или звучит… И начал сам двигаться навстречу Лойсо, опережая его движения всего на миг, дерзко и страстно, совершенно самостоятельно насаживаясь на него, отдаваясь…
Вот это я понимаю, сменить точку зрения, думал я растерянно. Превратить изнасилование в… хм, будь я сторонником парадоксальных определений, я бы сказал, что в этот вечер мой непостижимый шеф изнасиловал саму идею изнасилования.
Лойсо наконец-то заметил происходящее и, мягко говоря, охренел. - Тебе что, правда нравится? – выдохнул он, наклоняясь к уху Джуффина. – Или ты придуриваешься… или хочешь.. контролировать ситуацию? - Все понемногу, - неожиданно хрипло ответил тот, и протянув руку назад, сам вцепился в бедро Лойсо, притягивая его к себе. – Да не останавливайся же, давай, еще, ну…
После этого я несколько потерялся в пространстве, времени и границах себя, потому что удовольствие, которое волнами накрывало Джуффина, меня и вовсе смело куда-то в небытие. И хорошо, что у меня в этом сновидении не было тела, потому что иначе оно бы уже взорвалось от невыразимого напряжения, потому что картина перед глазами была, чего уж греха таить, возбуждающей, а ведь я еще и видел глазами Джуффина сложное переплетение качающихся теней на стене, каждый его страстный стон рождался будто у меня в груди, и жар, затопивший тело, и одновременно я видел его тело, целиком – какой же он гибкий, с ума сойти –и почему-то близко-близко, точно на сверхкрупном плане в кино, видел каплю пота, стекающую по виску, чувствовал, как он облизывает губы, вместе с ним резким движением подавался назад, ну давай же, еще, Лойсо, какой же ты сильный, какой большой, я ведь всегда тебя хотел, ночами о тебе мечтал, дрочил под одеялом, думая, как ты придешь и трахнешь меня своим большим, крепким…
Тут Джуффин не выдержал. И дернул же черт его именно сейчас, уже почти на пике наслаждения, на секунду задуматься и прислушаться к собственным мыслям. Он и до этого мысленно нес примерно такую же чушь, причем, как это ни парадоксально, довольно искренне, но это стало последней каплей, и Джуффин рухнул на постель, содрогаясь одновременно и от оргазма, и от хохота. Он уже не услышал, как гневно-отчаянно зарычал Лойсо за его спиной, достигая кульминации всего на секунду позже.
- Что ты ржешь? – в голосе Лойсо было бешенство, и непонимание, и даже страх. – Что происходит?! Я не понимаю, чтоб ты сдох, я не понимаю!! - Ты смешной, - с трудом выдавил Джуффин, и закатился в новом приступе смеха, на мой взгляд, несколько истерического, по крайней мере, мне вдруг захотелось оказаться рядом, обнять его и успокоить. При этом, однако, он умудрялся довольно спокойно думать о том, что не стоит, наверное, злить Лойсо, а то как бы не нарваться на продолжение вечера. То есть, у Лойсо, может, после такого снова и не встанет, но он же всегда может включить фантазию и использовать посторонние предметы, верно? Вот, кстати, говорят, у него есть некий Смертный Посох... так, стоп.
Чему я, наверное, всегда буду завидовать, из всех исключительных свойств шефа – так это умению изгонять из головы лезущую туда чушь. Вот сказал себе «стоп» - и все, как рукой сняло. Мне бы так. - Чего ты не понимаешь? – спросил он, лениво раскинувшись на постели – ну честное слово, будто только проснулся. Даже потянулся, кажется. И это при том, между прочим, что в его комнате находился совершенно взбешенный Лойсо Пондохва. - Ты. Тебя невозможно... сломать. Подчинить. Я не понимаю, - голос у Великого Магистра сейчас был почти что жалобный. – Я же чувствовал твою боль, отвращение, злость. Почему вдруг? Как? Я же был тебе неприятен. И уж точно ты меня не хотел. - В современных Орденах, - Джуффин нехотя повернулся на бок, оперся на локоть и уставился на Лойсо покровительственным взглядом университетского преподавателя – честное слово, только очков на носу не хватало! – В современных Орденах учат, в основном, всякой ерунде, типа преобразования окружающего мира. Причем, как правило, преобразования временного и иллюзорного. В редких исключениях, впрочем, учат преобразованию и владению своим телом. И почти никто и нигде не занимается работой над собственным духом и разумом. Тогда как власть над ним – самая трудная и самая желанная цель для любого разумного существа.
Пондохва молчал, сидя на краю постели, и только на этой фразе поднял голову, зло сверкнув глазами в полумраке. - Значит, это последствия занятия Истинной магией? – спросил он на удивление спокойным тоном. Похоже, его ярость быстро вспыхивала, но и быстро проходила.
«Последствия занятия Истинной магией, лучше и не скажешь» - с непередаваемым сарказмом подумал Джуффин. «Интересно, я после этих последствий сидеть-то смогу?» Вслух же он продолжил, как ни в чем не бывало. - Ты все пытался рассказывать мне, чего я хочу и чего я боюсь. Хочешь, я расскажу, чего ты боишься, Лойсо? Ты боишься однажды лишиться всего и обнаружить, что тебя нет. Под всей этой мишурой, твоей репутацией, магией и прочим – нет того, что можно было бы назвать «я». Что останется, если отнять все, даже магию. Поэтому ты пришел ко мне. Чтобы посмотреть, что осталось от меня. Как видишь, немало. А главное – обретя власть над собой, ты ее не потеряешь, даже потеряв все остальное. - Но я могу тебя успокоить, - продолжил он, не дождавшись ответа от неожиданно присмиревшего собеседника. – Под всеми твоими масками – не только пустота, ты по-настоящему есть, я такие вещи чувствую, даже сейчас. Только вот ты поздновато начал изучать Истинную магию. Впрочем, я бы взял тебя в ученики, правда. Но сейчас, как ты понимаешь, не могу.
Лойсо фыркнул. Встал, поправил одежду, пригладил растрепавшиеся волосы. Черты его лица было уже сложно разобрать в полумраке комнаты, но, кажется, сейчас был один из тех редких моментов, когда Лойсо никого не «отражал» и был самим собой. - Ты достойный противник, Чиффа, - заявил он внезапно. И, кажется, даже дружелюбно улыбнулся, ну, или изобразил нечто похожее. – Если вдруг силы к тебе вернутся, приходи ко мне, с удовольствием тебя убью. И исчез.
Я ожидал, что Джуффин хоть как-нибудь мысленно прокомментирует все происшедшее, но он спокойно стал одеваться, рассеянно думая о том, не сбежала ли его последняя посетительница, оставив бар открытым. Спину нещадно ломило, тело ныло от синяков и укусов, да и прочих неприятных ощущений хватало, но Джуффин упорно игнорировал сей факт, только поморщился, натягивая рубашку, да мельком вспомнил о какой-то мази. И только после того, как он спустился в бар, тепло попрощался с дождавшейся его дамой, вручил ей на прощание пакет каких-то леденцов – «для твоего младшенького, и пусть простит меня за то, что так задержал его маму» - только закрыв двери и убрав грязную посуду, он мимоходом подумал, что Лойсо всё-таки «забавный парень». Угу. Ворвался, угрожал страшным заклятием, изнасиловал, обещал убить… Значит, вот это у шефа называется «забавный парень». Будем знать. Задвигая стулья и убирая мусор, Джуффин позволил себе еще одну осторожную мысль – о том, что, возможно, потеря могущества была временной. Лойсо ведь намекал на это. Хотя, откуда ему знать? «Вернется сила – значит, вернется, а нет – так тому и быть», - решил он наконец, и снова, хоть и с некоторым усилием, вернулся к своему молчаливому созерцанию проплывающей мимо реальности, за которым я и застал его в начале сна. Длинная метелка в его руках мерно скользила по полу плавными, медитативными движениями…
Пространство сна задрожало у меня перед глазами, и в следующую секунду я очутился в своем родном, знакомом кресле в Доме у Моста. Судя по всему, было раннее утро – самое время, чтоб сбежать, не столкнувшись с шефом. Потому что я что-то был совсем не уверен, что могу сейчас смотреть ему в глаза и не краснеть при этом, как благородная девица на нудистском пляже.
Разумеется, Джуффин появился в дверях кабинета ровно в тот момент, когда я окончательно настроился бежать, закрыл все ящики стола, и даже договорился с Курушем, что, во сколько б начальство не объявилось, ему будет сказано «Макс вот только что вышел». - Интересные у современной молодежи представления о «приличном»! – ехидно заявил он, демонстративно не обращая внимания на мои метания по кабинету – я чуть было в окно не выпрыгнул, когда дверь открылась, но к счастью, вовремя одумался. – Мне страшно подумать, что же ты тогда считаешь неприличным!
Ответом ему было нечленораздельное мычание, потому что я одновременно пытался спрятаться за вчерашней газетой, изобразить полное спокойствие и решить, мне оправдываться или возмущаться? - Ну, не нервничай так, Макс, - видя мою растерянность, шеф наконец сжалился и снизошел до объяснений. – Я уже понял, что амулет все-таки настроен на поиск только очень... специфических моментов прошлого. Видимо, таких, которые клиент хотел бы скрыть от общественности. Я действительно не склонен афишировать эту историю, что правда, то правда. Ты, впрочем, можешь попытаться пойти по стопам сэра Киттаки и попробовать меня шантажировать. Думаю, будет интересно!
С этими словами он уселся напротив и внимательно на меня уставился, будто и вправду ожидая, что я вот прямо сейчас начну его шантажировать, и ему страшно любопытно, как же это будет выглядеть. Нашел дурака, ага.
- Хорошо, если так, - искренне ответил я. – А то я уж было, грешным делом, подумал, что вся эта история – часть очередной какой-нибудь хитрой педагогической методики, и вы просто решили рассказать мне очередную поучительную историю, для разнообразия – во сне. Все утро мучился, думал, какие такие мудрые выводы я должен был сделать? - Мудрые выводы можно сделать из совершенно любой истории, если хорошо подумать, - доверительно сообщил мне шеф, и неожиданно мне подмигнул. – Вот из этой, например, знаешь, какой вывод я сделал первым?
Он выдержал драматическую паузу и изрек: - Будь ты хоть сколь угодно крутым магом, а рано или поздно тебя все-таки поимеют!
Еще полчаса назад я искренне думал, что теперь как минимум полгода буду избегать шефа, стесняться смотреть ему в глаза и неудержимо краснеть при любом упоминании Лойсо, Ирраши или даже пивных баров… и вот я уже ухахатываюсь над неприличной шуткой вместе с ним, а картины давешнего сна понемногу укладываются в памяти на самую дальнюю полку. - Ага, и если это случилось, главное – расслабиться и получать удовольствие, - прокомментировал я, отсмеявшись и окончательно осмелев. - Именно! – радостно подтвердил Джуффин. - Ты все правильно понимаешь. - Тут, видишь ли, какое дело, - продолжил он неожиданно серьезно. – Может, это тебе пока еще кажется непонятным, но есть принципиальная разница – несет тебя, как щепку, бурный поток эмоций и страстей, или ты сам осознанно кидаешься в него, но ни на секунду не забываешь о существовании берега. Те же драмы, гнев и страх, любовь и прочая ерунда – всё доступно тебе по-прежнему, но ты больше не идешь у них на поводу, напротив, именно ты дергаешь за ниточки, решая – разозлиться или рассмеяться. Ты будешь смеяться, но в чем-то я благодарен Лойсо. Своей дурацкой выходкой он, сам того не желая, помог мне окончательно понять, что такое «я» и чего я стою по-настоящему, даже если отобрать у меня все, включая магию. И это было действительно прекрасное открытие. - Я, в общем-то, понял, - осторожно сказал я, выбираясь из кресла. – Надеюсь только, что мне не скоро придется применять это знание на практике. Я пойду, ладно? Вроде как мое дежурство уже закончилось… - Давай, топай, - шеф махнул рукой. – Небось опять дрыхнуть? На работе спишь, дома спишь… может, мне тебя перевести на должность штатного сновидца? - Выспишься тут, с вашими грешными амулетами… - проворчал я, направляясь к двери. - Надеюсь, эротические кошмары с моим участием тебя мучить не будут, - невинно заметил Джуффин у меня за спиной. И, совершенно против моей воли, картины сна вдруг вновь замелькали у меня перед глазами. Картины и звуки. Черт бы его побрал с этими чувственными стонами, от одного воспоминания мурашки по коже. Не те, что от страха – неа, приятные такие мурашки. - Ха, размечтался! – фыркул шеф, как всегда, беззастенчиво шаривший у меня в сознании. – Вот станешь таким же грозным колдуном, как Лойсо, тогда и приходи с подобными предложениями… и не раньше! Иногда я правда не понимаю, когда мой начальник шутит, а когда нет. Как правило, в большинстве случаев, чисто ради сохранения здравого рассудка я предпочитаю думать, что все-таки шутит. - То есть, менее грозным колдунам с вами ничего не светит? – в тон ему ответил я. - С менее грозными колдунами, Макс, я предпочитаю быть сверху, - невозмутимо, будничным тоном ответил шеф.
И всю дорогу до дома я советовался со своей внезапно проснувшейся паранойей по поводу того, не должен ли я сделать из всей этой истории еще какой-то вывод.
*у меня ощущение, что я превращаю это сообщество в хроники одинокого маньяка*))))
Название: Охотник. Жанр: джен, гет. Персонажи: омп/ожп, и то, что в итоге получилось)) а также Махи
читать дальше …Кровь у них серебристая, густая, точно ртуть, взмахнешь ножом - покатится по траве искристыми тяжелыми бусинками. Поэтому горло перерезать надо осторожно, чтоб не запачкать шкуру, столь ценимую торговцами. А еще лучше – не возиться с ножом, а резким движением руки свернуть шею. Шея у горной лисички тонкая, позвонки хрупкие, сильный мужчина одной рукой справится. Только эта сволочь не даст себя приманить достаточно близко. Мы с ней кружим по холмам уже битый час, я уже и сам не пойму, кто из нас кого поймал, кто кого – выманил из норы? Плюнуть бы и уйти, но азарт охотника превыше осторожности, обманчивая близость добычи будоражит кровь, такова уж моя натура, был бы другим – торговал бы коврами… … что ты скалишься, милая, смеешься надо мною? Больно нужны тебе мои фокусы, видно, не за тем ты из норы вышла… Но попробовать-то стоит. Над моей ладонью вспыхивает огненный шар, повисает в воздухе, и рассыпается гроздью танцующих радуг. Зверек замирает, восхищенно водит мордочкой, следя за их полетом. Такие уж они, чиффы, ничем их не проймешь, кроме чудес – до них они большие лакомки, вот поэтому-то все хорошие охотники – колдуны, а вы как думали? Крадусь осторожно, неслышно, особым образом перекатываясь с пятки на стопу – так меня учили с детства. Шаг, другой, ближе… ах ты, тварь! Лисица в последний момент отпрыгивает, оскалившись, уворачивается от моего ножа, только самым кончиком и удается зацепить, не шею – бок… нехорошо, шкура будет порченая, но уж теперь-то добивать ее придется. Дело, окропленное кровью, пусть даже звериной, нельзя бросать на полпути, и этому тоже меня учили. Только ловить ее надо быстро – сумерки уже подступают, а какая нечисть выползет из местных ущелий через час-другой, и как ей понравится запах крови – не знаю, и знать не хочу, даже думать лишний раз не стану. Так что придется нам поскорее сворачивать эти танцы… А лисица тем временем разъярилась, убегать и не думает, припала к земле, рычит на меня – вот ведь дурная зверюга, она всерьез намерена со мной сражаться? Я отвлекся только на миг. Перехватив поудобнее нож, потянулся левой рукой к висящей на поясе веревке , и не нащупал ее – что за напасть, неужто отвязалась? Из веревки вышел бы отличный аркан, накинуть на шею петлю – разу не задушу, так хоть обездвижу… И в этот самый миг, пока я искал веревку, зверек прыгнул. Не на горло, нет - вцепился зубами в руку с ножом, словно понимая опасность оружия… И тут мое сердце пропустило пару ударов, потому что я увидел кровь на зверином боку – не серебристую, красную. Почти как человеческую. Проклятые скархлы. - Эй, - пытаясь отодрать лисицу от своей конечности, я попробовал прояснить ситуацию, - я с оборотнями не воюю. Мы с тобой друг друга не так поняли, приятель… но ты мог бы быть умнее, черт, да отцепись ты! Мне удалось наконец отшвырнуть зверя на траву. Он тут же вскочил, развернулся, сверля меня бусинками глаз и, кажется, готовясь напасть снова. - Послушай, я тебе не враг, - я пытался говорит максимально дружелюбно, что довольно сложно, когда дыхание еще не успокоилось после схватки, а из прокушенной руки хлещет кровь. – Обычно ваше племя обходит нас стороной, вот я и не ожидал… Я не хочу причинить тебе вред. Еще бы я хотел. В этих горах скархлов едва ли не больше, чем настоящих лисиц. А половина населения окрестных поселков состоит с ними в родстве, да и в самом Кеттари оборотни – не редкость. Не хватало мне еще прослыть охотником на скархлов. Мало того, что хлопотно, так и шкуру их не продашь – после смерти они, говорят, теряют звериный облик, но и человеческий не принимают – превращаются во что-то третье… Я, впрочем, не проверял. - Можно подумать, ты в состоянии это сделать, - неожиданно-ехидным тоном ответила мне высокая темноволосая девица, поднимаясь из травы. – Ты ко мне даже на два шага не приблизился. Если б не твой нож… - она презрительно фыркнула, дернув носом, точь-в-точь, как чиффа. Вот оно что. Девчонка, да еще и совсем молодая. Видно, решила, что это будет очень забавно – дразнить охотника. И за что мне такая напасть… Я покачал головой, но спорить не стал – себе дороже. Оборотни – они, как правило, прямолинейны и наивны, но очень упрямы. Да и что тут спорить – побегал я за ней знатно, что есть, то есть. Умная зверюга, и шустрая. Да, зверюга, потому что оборотни – в первую очередь звери, что умеют прикидываться людьми, а не наоборот, что бы они сами о себе не плели. Так меня учили, и это первое, что я узнал о скархлах. - Ну, будем считать, ты победила. – Я пожал плечами, присел на траву и полез в сумку за целебной мазью – рану следовало обработать, и побыстрее. Мало ли что еще она этими зубками грызла. Девчонка не уходила. Стояла на прежнем месте, и с любопытством меня рассматривала, склонив голову набок. Заходящее солнце играло бликами на ее гладкой загорелой коже, и я запоздало смутился и отвел взгляд, сообразив, что девица, вообще-то, голая. Хоть и оборотень, а все же. Или ей все равно? - Не совсем победила, - девчонка неожиданно подала голос. Подошла ко мне, присела рядом. – Ты меня поранил. Поделишься мазью? - и требовательно заглянула в лицо. Пожав плечами, я потянулся за мазью… но почему-то, вместо того, чтоб предложить ей банку, зачерпнул сам и осторожно провел пальцами по длинной багровой царапине на боку. Кожа девицы на ощупь была бархатистой и неожиданно-горячей, словно разогретой солнцем… Когда она снова на меня прыгнула, стремительно, как и положено хищнику, я не очень удивился. И сопротивляться, если честно, не хотелось. Кажется, в этот раз меня вовсе не загрызть собирались… - Ты моя добыча, - шепчет, прижимаясь, обдает горячим дыханием, держит цепко, пытливо изучает блестящими глазами – вырвусь, не вырвусь? - Не перепутала ничего? – с усмешкой уточняю, переворачиваю наглую девицу на спину, прыжком оказываюсь сверху. Она смеется, обнажая острые зубки. - Каждый сам выбирает, в какую правду верить… Потом, когда я одевался, прицеплял к поясу нож и свое нехитрое охотничье снаряжение – веревка, кстати, так и не нашлась – меня вдруг нагнала запоздалая мысль: с чего бы вдруг дикой девчонке-оборотню, что живет в глуши, в норе, так разговаривать? Те немногие оборотни, с которыми мне доводилось общаться, изяществом речей не отличались – все же, не люди они, хоть им с людьми и интересно. Некоторые и вовсе говорить не умели, или лепетали, как дети. А у этой красотки выговор городской жительницы, и словарный запас… странно. Я обернулся к девице – к счастью, она еще валялась в траве, довольно ухмыляясь, словно только что слопала целую индюшку. - А ты долго здесь живешь? Что-то не похожа ты на лесных оборотней, уж прости за прямоту. - Я не только здесь живу, -моя «добыча» лукаво глянула на меня сквозь высокую траву. – У меня есть дом, в Кеттари… Вот так вот. А с виду – зверь зверем. В Кеттари у нее дом, с ума сойти. Может, она не чистый скархл? Хотя, кто их разберет. Я оборотней там встречал, но думал – они все же пришлые. Спускаются с гор на время ярмарки, или на карнавал, например – шумно погулять скархлы любят ничуть не меньше людей… А у нее, значит, дом. И нора. Хорошо устроилась! Я повернулся, чтоб спросить еще… но девицы и след простыл, и как она умудрилась исчезнуть так бесшумно? Только и сверкнул в кустах серебристый хвост лисички-чиффы. Поди разбери, то ли было что, то ли не было, не девица, а наваждение… Следы зубов на запястье, впрочем, она оставила вполне реальные. Хорош сувенир на память, ничего не скажешь. Прошла пара дюжин лет, прежде чем я вернулся в эти края. И нож, висевший на поясе, был все тем же – почему-то мне казалось важным сделать то, что я собирался сделать, именно этим ножом. «Она украла твою удачу» - объяснила мне старуха со сморщенным, как печеное яблоко, лицом. Мы случайно столкнулись на палубе корабля, на котором я возвращался из очередного путешествия – в те годы я не сидел на месте, да, удача охотника на лис меня и правда оставила, пусть я и не сразу это признал, но чиффы – не единственные существа, которым можно свернуть шею, а потом содрать шкуру, так что я не особенно унывал… И в карты мне не везло катастрофически, хотя раньше я слыл удачливым игроком, но мне и в голову не приходило валить свои неудачи на кого-то, кроме насмешницы-судьбы. Но через день после разговора со старухой я уже сходил на берег, обменяв почти все наличные деньги на круглый медальон-амулет, и считал это отличной сделкой. Амулет этот должен был мне указать на виновника моих бед, если я вдруг сам его не узнаю… «Лисица хотела сына от человека, потому и охотилась на тебя, а вовсе не ты на нее, глупый ты мальчишка» - голос колдуньи и сейчас звучал в моих ушах, как живой. «Она украла твою удачу, и отдала ему – обычное дело… Убьешь выродка, и все вернется.» Я думал, искать придется долго, но словоохотливые жители окраины Кеттари быстро помогли мне разыскать нужный дом. Воистину, мир не без добрых людей. Всякое дело, отмеченное кровью, надо доводить до конца – раз в жизни я нарушил это правило, и вот теперь собирался исправить ошибку. Не то чтобы мне приятна была мысль об убийстве ребенка – детей мне, честно говоря, резать еще не доводилось . Но и особенных угрызений совести я не испытывал. Верну себе то, что мне принадлежит – и только. … Амулет в кармане нагрелся так, что обжигал бедро даже сквозь ткань, но я и без него знал, что пришел по адресу. Дом был пуст и неухожен – уж по крайней мере, женской руки тут явно недоставало, видно, устав, от жизни в человеческой шкуре, моя давняя знакомая -таки сбежала обратно в лес… А вот мальчишка был на месте – он стоял на отмели реки, что текла позади дома, и ловил рыбу с помощью самодельной остроги – просто криво обструганной палки, если честно, но ему это каким-то непостижимым образом удавалось, и ведерко у его ног уже заполнилось мелкими рыбешками. Он был тощий, как я, и загорелый, как все местные жители, а так – ничего особенного. Никаких таких неведомых отцовских чувств у меня в груди не шевельнулось, и рукоять ножа уверенно легла в ладонь. - У тебя дурная кровь, - сказал я, глядя на его загорелую шею, едва прикрытую давно нестрижеными лохмами. Не то чтоб я чувствовал необходимость что-то объяснять этому ребенку, но бить в спину я не приучен. Пусть уж повернется. Убежать не успеет. Недавние слова старухи легко ложились на язык – знай повторяй себе. - Дурная кровь. Сын зверя и охотника – что-то из тебя может вырасти? Так и будешь всю жизнь гоняться за собственным хвостом, вечно выслеживать сам себя. Лучше и не начинать… Он все-таки повернулся, глянул исподлобья, настороженно, как зверь – и я замер на мгновенье, загипнотизированный взглядом его неожиданно-светлых глаз, раскосых, хищных и ледяных – точно такие же глаза смотрели на меня из зеркала, когда мне в голову приходила редкая блажь соскоблить со своей морды отросшую щетину… А в следующую секунду я заорал от резкой боли, потому что давешняя острога воткнулась не в хребет очередной рыбины, а прямо мне под ключицу, обездвиживая руку. И пока я беспомощно хватал ртом воздух, мальчишка успел исчезнуть – вместе со своим ведерком, все верно, не бросать же с таким трудом добытый обед только из-за того, что на тебя из кустов выпрыгнул псих с ножом? - Ты это дело оставь, - внушительно сказал мужской голос у меня за спиной. Я обернулся – и узнал собеседника, но особой радости мне это не принесло. Мягко говоря. Потому что шериф Кеттари был в своем роде легендарной личностью. Если про местную нечисть рассказывали всякое, то господин Махи Аинти, по общему мнению, был покруче всей этой нечисти, вместе взятой. Ситуация была не из приятных, но я честно попытался все объяснить, рассудив, что правда будет мне лучшим оправданием. Как бы не так. - Глупости, - едва дослушав меня, заявил шериф. – Удачу нельзя украсть, ею можно только поделиться, но от этого ее не убудет. Если тебе не везет, значит, ты занимаешься не своим делом, только и всего. А мальчишку ты оставь в покое. И, как бы мне не хотелось возразить, пришлось заткнуться и смириться. Потому что шериф не производил впечатление человека, с которым можно спорить. Он вообще не производил впечатление человека, если честно. У меня от его голоса шерсть на загривке вставала бы, будь я зверем. Словно почувствовав это, шериф положил мне руку на плечо – мягким, успокаивающим жестом. - Ты не поверишь, - сказал он мне с легкой и странно-мечтательной улыбкой, - как далеко он может зайти, гоняясь за собственным хвостом.
________________________________________________________________________________ Примечание. Выслеживание самого себя (сталкинг) – вернейший способ достижения безупречности, если верить К.Кастанеде. Вот так вот
Память вещей ангст; джен, ну или преслеш, разбирайтесь сами) персонажи: Джуффин, Лойсо, Макс, все понемногу.
читать дальше«… но я умею только строить города, и разрушать города, и все» - растерянно говорит с экрана синий нарисованный джинн. Мальчик, что вызвал джинна, хмурится, не веря – ему-то кажется, что в мире есть множество более важных вещей! Джуффин вытаскивает кассету из видеомагнитофона, смотрит на нее, прикидывая, не испепелить ли этот черный пластиковый кирпичик вместе со всей видеотекой, оставшейся на память о Максе – чтобы не возвращаться больше на улицу Старых Монеток. Но, конечно, не делает этого. Сэр Джуффин Халли давно уже не делает необдуманных поступков, и не чувствует боли, а то, что он чувствует, следует называть каким-то другим, неизвестным пока словом; но если мироздание держится на боли тех, кто разлучен с самым дорогим, то Джуффин мог бы с легкостью построить и держать еще парочку таких же. Или разрушить. Собственно, на меньшее ему уже как-то и не по статусу размениваться.
Джуффин думает о том, что мог бы существовать в Тихом городе за счет одной этой боли и веры в то, что такая высокая цена уплачена не зря. Век за веком он заставлял бы себя дышать неподвижным воздухом Тихого города, каждый вечер выходил бы в его вечные лиловые сумерки, зная, что где-то в таких же сумерках, но теплых, подвижных и живых, бродит смешной лохматый мальчик Макс, любуется точеными башенками Старого Города, вдыхает сладкие запахи уличных трактиров, с кем-то сражается, кого-то любит, открывает для себя все новые и новые чудеса и миры… Но смешной лохматый мальчик Макс остался в бесконечном лиловом безвременье, а Джуффин стоит, уткнувшись лбом в холодную стену, и обещает себе больше никогда не взваливать на собственные плечи спасение мира, потому что у него это слишком хорошо получается.
«Так не годится, Джуф, «- говорит Сотофа, и хмурится, и гладит его по плечу. «В нашем с тобой возрасте и положении просто смешно так себя изводить, да и небезопасно для окружающих, знаешь ли… Да когда ты проходишь мимо Иафаха, у моих девочек все зелья скисают! Возьми себя в руки, в самом деле…»
«Вот уж не ожидал» - говорит Маба Калох и укоризненно качает головой. «Мне прислал зов Махи, попросил с тобой «разобраться», можешь себе представить? Не думал, что все так запущено. Как это я должен «разбираться», интересно? Разве что выбросить тебя в какой-нибудь отдаленный мир, и дверь закрыть поплотнее… Давай не будем доводить до этого, ладно? Мне бы крайне не хотелось вмешиваться…»
«Видел я людей, которые одержали главную победу в своей жизни... а потом не знали, что с ней делать», - задумчиво говорит сэр Кофа Йох, но слышит его только Куруш, потому что Джуффин не появляется в своем кабинете уже дюжину дней; а его буривух отвечать на размышления вслух не приучен, поэтому говорит сэр Кофа исключительно сам с собой.
«Вот мой отчет, сэр Халли», - поджимая губы, говорит Меламори, когда начальник Тайного сыска все-таки появляется на работе. Мастер Преследования кладет на его стол табличку и пытается убежать; Джуффин ловит ее за руку, пытается усадить в кресло – черт с ним, с отчетом, он нужен только дворцовым бюрократам, давай просто поговорим, девочка! – но Меламори вырывается, неловко и отчаянно, отталкивает его, хочет что-то сказать, но давится рыданиями, выбегает из кабинета. «Видеть вас не могу!» - кричит она на Безмолвной речи. «Хорошо, можешь приносить отчеты с завязанными глазами», - соглашается Джуффин.
«У меня есть для вас задание» - говорит Его Величество Гуриг VIII, с неподдельным сочувствием заглядывает в глаза, тянется – прикоснуться к руке, но передумывает на полпути. «Очень важное, очень опасное, очень секретное! Честное слово, вам понравится!»
Джуффин вникает в хитросплетения дворцовых интриг, раскрывает заговор против короля, предотвращает войну, потом развязывает войну, потом договаривается о мире, получает внеочередную Королевскую награду, выбрасывает ее в Хурон, не открыв шкатулки; ловит десяток мятежных Магистров, дюжину шпионов и одну тварь из иного мира, пожирающую дыхание спящих детей; находит Меламори в трактире рыдающей над остатками пятой бутылки «Джубатыкской пьяни», уводит ее к себе и до утра безропотно выслушивает все, что она думает о расчетливых сволочах, которые жертвуют наивными мальчишками ради спасения мира; переманивает у Бубуты парня-детектива со способностями к Истинной Магии, берет в штат девочку-сновидицу из глухого поселка где-то в Шимарских лесах, делает вид, что не замечает ее романа с Меламори…
На столе начальника Тайного Сыска стоит маленькая круглая коробочка для бальзама. Когда-то давно именно на ней юный Вершитель по имени Макс осваивал едва ли не первый свой магический навык – чтение «памяти вещей». Джуффин берет ее в руки и зажигает белую свечу с едва заметными красноватыми вкраплениями-брызгами.
«Но вы же сами видели, как она боится» - говорит Макс, чье лицо появляется в пламени свечи, точно на экране. «Я просто не мог оставить ее там». «Коробочку? Ты имеешь в виду коробочку?» - Джуффин слышит свой собственный смех и морщится.
«А всё-таки, что они имели в виду, когда говорили, про тьму, в которую мы якобы смотрим?» - спрашивает Макс. У него растерянный вид и непривычно-юное лицо. Джуффин медленно вдыхает и выдыхает воздух на счет «шесть», вспоминая упражнения, что когда-то великодушно подарил Безумному Рыбнику. Тому всего-то и требовалось, что убежать от самого себя. Бывший Кеттарийской Охотник сделал это давным-давно, и бежать ему больше некуда, а сейчас он просто не хочет, чтобы скользящая по щеке капля соленой воды стала предвестником чего-то большего, потому что колдуны его уровня не имеют эмоций, это просто минутная слабость тела, и только. Джуффин вдыхает и выдыхает воздух на счет «восемь».
«Единственной ловушкой на пути мага, победившего старость и смерть, было и остается безумие» - говорит сэр Шурф Лонли-Локли и поднимает палец вверх, что, видимо, означает, что вышесказанное – цитата из какого-нибудь древнего трактата.
«Джуффин, ты вообще в курсе, что творится в городе?» - сердито спрашивает Сотофа. «Такое впечатление, что в вашей конторе работают все, кроме тебя!»
«Я просто не мог оставить ее там» - говорит Макс. Джуффин зажигает новую свечу.
«Зайдешь ко мне, поболтать?» - вкрадчиво говорит Маба Калох, и не получает ответа.
Джуффин ходит на Темную Сторону, сплетает в сложные узоры искрящийся золотыми сполохами розовый ветер; вытаскивает из темных щелей безглазых тварей, наводящих кошмары на спящих, и рассеянно рвет их в клочья, как крепко задумавшийся человек рвет на мелкие кусочки попавшуюся под руку газету; бродит во сне по незнакомым мирам, не оставляя следов на песке бесконечных пустынных пляжей…
«Время – не река, Время – ветвистая крона дерева», говорит Махи Аинти, и Джуффин просыпается с ужасной мигренью.
«У вас все в порядке?» - робко интересуется Меламори и собственноручно приносит кувшин с камрой в его кабинет.
«Может, я пойду кельди собирать?» - умоляющим тоном говорит Мелифаро и сбегает, не дождавшись ответа.
«Я просто не мог оставить ее там… А всё-таки, что они имели в виду, когда говорили, про тьму, в которую мы якобы смотрим?» - спрашивает Макс.
Джуффин вдыхает и выдыхает на счет «двенадцать».
Когда счет доходит до шестидесяти восьми, в заколдованное окно кабинета, в которое решительно невозможно влезть, влезает Лойсо Пондохва. «Чиффа, у тебя такой жалкий вид, что я даже издеваться не буду» - объявляет он и садится на стол. Лойсо изменился, он больше не отражает лицо собеседника, точно зеркало; сквозь бледную кожу, кажется, можно видеть, как в нем играет, переливается, дышит сила. Джуффин думает со слабым проблеском интереса, что, возможно, теперь с ним будет не так-то просто справиться. Он смотрит на него сквозь пламя свечи и думает, что было бы здорово сейчас взлететь над крышами Ехо, сцепившись с Лойсо в смертельной битве, вспарывая небо сполохами белого и зеленого огня. Двести тридцать пятая ступень магии. Иафах в руинах, на месте центра Ехо огромная воронка… прелестно.
«Да ну тебя»- досадливо машет рукой Лойсо. «Я просто хотел сообщить тебе, что Макс сбежал из Тихого города, сидит в Мире Паука и пишет книги». «Книги?» - переспрашивает Джуффин. Лойсо ругается непечатно, поминая черта, чью-то мать и какого-то Ктулху, вырывает у него из рук коробочку, сбрасывает на пол свечу.
«Книги!» - кричит, он, наклоняясь к самому лицу кеттарийца. «Это такие бумажки с закорючками! Их читают! И, что важнее, им верят!» Он кладет ладони на лицо Джуффина, и тот видит Макса, небритого и уставшего, с колючим и злым взглядом, Макса, который бредет по серым улицам мира, в котором он не рождался, но который привык считать своей родиной и своим проклятием… С каждым его шагом, с каждым вздохом плетется паутина слов, которые выплескиваются на бумагу, в огромных застекленных лавках лежат россыпи оранжево-черных книжек, как капельки сладкой росы в паутине, приманивая взгляды юных Вершителей, ещё не успевших сгореть в огне собственных сбывшихся страшных желаний. Нити сплетаются в прочный кокон, в котором, как в колыбели, мерно покачивается Мир Стержня…
«Теперь понял?» - нетерпеливо спрашивает Лойсо, убирает руки, и неожиданно гладит его по щеке. «Ты такой смешной со всей этой сединой и прочим… чем тебя твоя рожа не устраивала?»
«Люди пугались», - отвечает Джуффин. Он поднимает с пола коробочку для бальзама и убирает ее в стол. «Макс почти закончил свою работу. Не мешай ему пока» - говорит Лойсо.
«Джуффин, люди говорят, что сегодня ночью в городе видели Лойсо Пондохву» - сообщает Кофа.
«Простите, у вас есть новая книга Макса Фрая»? – спрашивает у продавца девочка-Вершитель.
«Джуффин, над Иафахом радуга!» - возбужденно выпаливает Нумминорих, влетая в Дом у Моста.
«Да? Наверное, сэр Шурф снова где-то раздобыл косяк» - говорит Джуффин и улыбается. Меламори едва не роняет кружку с камрой, недоверчиво глядит на шефа, и вдруг улыбается тоже – с робкой надеждой во взгляде.
«Ну вот и славно» - говорит Маба Калох, и достает из-под стола чашку с крепким черным кофе.
Очень важно строго соблюдать правила голосования!правила голосования! Назовите три наиболее понравившиеся вам работы трех разных команд. Первое место оценивается в 3 балла, второе - в 2, третье - в 1 балл. Все прочие исполнения получают ноль баллов.
Ограничения по голосованию: 1. Голосовать могут только зарегистрированные пользователи; голоса от сообществ не принимаются. 2. Логин голосующего должен быть зарегистрирован до 10.04.2012 г. 3. Если в вашем комментарии будут указаны не три, а только одна или две работы, эти баллы учитываться не будут. 4. Все работы должны принадлежать трем разным командам. 5. Участники могут голосовать за свои команды. 6. Переголосовывать нельзя.
Обращаем ваше внимание на то, что форму голосования (см. в постах для голосования) нужно соблюдать вплоть до знака - это необходимо для автоматической обработки информации. Пожалуйста, учитывайте регистр. "fandom" нужно писать со строчной. Голоса, оформленные неправильно, учитываться не будут!
Команда fandom Max Frei 2012 представляет вам новый проект «Команда в лицах»! Интервью с членами команды, самые достоверные факты, анонсы для любознательных. Приветствуются вопросы от читателей!
Прошу прощения, ежели не с тем и не туда, но) Такие дела - я решила выяснить, откуда ноги растут у сквозного эпиграфа к серии "Хроники Ехо" - "All those moments will be lost in time...", и посмотрела, собственно, упомянутый фильм "Blade Runner". Во-первых, я поняла, почему автору так приглянулся Рутгер Хауэр на роль Кеттарийца. точно он О_о Во-вторых,, обнаружила, что фразу говорит именно его персонаж, причём полностью там звучит следующее: "All those moments will be lost in time... like tears in rain... Time to die." собственно, вот этот моментwww.youtube.com/watch?v=6aEae5yr-D4 И теперь я сижу и с противным таким холодком на сердце думаю, что же хотел нам сказать автор такой вот, пардон, ссылочкой?
Очень важно строго соблюдать правила голосования!правила голосования! Назовите три наиболее понравившиеся вам работы трех разных команд. Первое место оценивается в 3 балла, второе - в 2, третье - в 1 балл. Все прочие исполнения получают ноль баллов.
Ограничения по голосованию: 1. Голосовать могут только зарегистрированные пользователи; голоса от сообществ не принимаются. 2. Логин голосующего должен быть зарегистрирован до 10.04.2012 г. 3. Если в вашем комментарии будут указаны не три, а только одна или две работы, эти баллы учитываться не будут. 4. Все работы должны принадлежать трем разным командам. 5. Участники могут голосовать за свои команды. 6. Переголосовывать нельзя.
Обращаем ваше внимание на то, что форму голосования (см. в постах для голосования) нужно соблюдать вплоть до знака - это необходимо для автоматической обработки информации. Пожалуйста, учитывайте регистр. "fandom" нужно писать со строчной. Голоса, оформленные неправильно, учитываться не будут!
По последним данным Анона со статистикой: читать дальшеДрабблы 2 лвл - 11 место (420) Арт 2 лвл - 10 место (572) Мини 2 лвл - 13 место (352) Челлендж 2 лвл - 8 место (283) Миди 2 лвл - 14 место (162)
Драббл 3 лвл - 11 место (98) Арт 3 лвл - 7 место (129)
За 8 квестов (частично без учета баллов от оргов) - 14 место (2768)
Очень важно строго соблюдать правила голосования!правила голосования! Назовите три наиболее понравившиеся вам работы трех разных команд. Первое место оценивается в 3 балла, второе - в 2, третье - в 1 балл. Все прочие исполнения получают ноль баллов.
Ограничения по голосованию: 1. Голосовать могут только зарегистрированные пользователи; голоса от сообществ не принимаются. 2. Логин голосующего должен быть зарегистрирован до 10.04.2012 г. 3. Если в вашем комментарии будут указаны не три, а только одна или две работы, эти баллы учитываться не будут. 4. Все работы должны принадлежать трем разным командам. 5. Участники могут голосовать за свои команды. 6. Переголосовывать нельзя.
Образец: 1. fandom A 2012 - арт "название" 2. fandom В 2012 - клип "название" 3. fandom С 2012 - коллаж "название"
(То есть порядковый номер, точка, пробел, логин команды без тэга, пробел, дефис, пробел, слово "арт" или "коллаж" или "клип" -- в зависимости, что вы выбрали, название или номер работы в кавычках. Можно голосовать за 3 клипа разных команд, за 3 арта, или коллажа. Можно делать любые сочетания: арт- арт- клип, коллаж - арт- коллаж — по вашему желанию. Вы не обязаны выбирать по 1 работе каждой категории. Единственное условие - чтобы они были от разных команд) Обращаем ваше внимание на то, что форму нужно соблюдать вплоть до знака - это необходимо для автоматической обработки информации. Пожалуйста, учитывайте регистр. "fandom" нужно писать со строчной. Голоса, оформленные неправильно, учитываться не будут!
По неофициальным сведениям Анона со статистикой, который на ФБ-инсайде самоотверженно подсчитывает баллы, набранные командами, фандом Макса Фрая занимает 13 место в общем рейтинге!
Это совершенно неожиданно и очень приятно для нашего маленького книжного фандома!
Очень важно строго соблюдать правила голосования!правила голосования! Назовите три наиболее понравившиеся вам работы трех разных команд. Первое место оценивается в 3 балла, второе - в 2, третье - в 1 балл. Все прочие исполнения получают ноль баллов.
Ограничения по голосованию: 1. Голосовать могут только зарегистрированные пользователи; голоса от сообществ не принимаются. 2. Логин голосующего должен быть зарегистрирован до 10.04.2012 г. 3. Если в вашем комментарии будут указаны не три, а только одна или две работы, эти баллы учитываться не будут. 4. Все работы должны принадлежать трем разным командам. 5. Участники могут голосовать за свои команды. 6. Переголосовывать нельзя.
Обращаем ваше внимание на то, что форму голосования (см. в постах для голосования) нужно соблюдать вплоть до знака - это необходимо для автоматической обработки информации. Пожалуйста, учитывайте регистр. "fandom" нужно писать со строчной. Голоса, оформленные неправильно, учитываться не будут! За визитку можно голосовать до 11 августа, за драбблы 2 уровня - до 15 августа, за арты - до 19 августа, за мини - до 23 августа, за челлендж - до 27 августа.